Несколько вдохов, короткий крик, пойманный его губами на вылете, и долгожданная горячая волна, расплавившая кости.

 Я поплыла куда-то от облегчения, но тут же встрепенулась, чтобы ещё крепче прижаться к Дрею. Нет, не отпущу и не выпущу! Не сейчас!

 Качаясь на резко вздымающейся груди любимого и слушая его унимающееся дыхание, я сперва успокоилась, но вскоре... заплакала.

– Как же больно было без тебя, Дрей!

 Выдохнув горестную жалобу, я тут же до крови закусила губу. Вот ведь ты дура, Элис! Нельзя травить его такими признаниями! Ему ведь тоже было больно и совсем одиноко, не смей больше выдавать добавку, как обиженное дитя!

 Громкое сердце Дрея под моей ладонью остановилось, а мышцы окаменели, замёрзли. Это от новой боли... Глупая, несдержанная Элис!

 Но замер он лишь на несколько мгновений: почти сразу вздрогнул, обнял меня ещё сильнее и, баюкая, зашептал, в макушку:

– Связь, Элис... Тебе нужно было узнать и понять её самой. Это как материнство: мужчина ничего не может сделать с предшествующей счастью мукой... Только ждать, стиснув зубы, и молиться. Точно так и с новой Нитью.

– Знаю, Дрей, – торопливо заверила я, отчаянно желая заставить его забыть моё нытьё, – всё теперь знаю!

 Осыпав поцелуями родное лицо, я чуть отстранилась, чтобы повернуть запястья, и зажгла руны.

– Вот. Безо всяких там церемоний у Древа, – с придыханием похвасталась я и сама же, как всегда, залюбовалась.

– А мои? – улыбнулся Дрей, тоже вдоволь насмотревшись, но тут же, вероятно, сообразил, что не может меня отпустить, не уронив. Потому что поднял и понёс к кровати. Ой, мы, оказывается, в моей спальне…

 Осторожно усадив меня на покрывало, он опустился рядом и протянул руки. Без рун…

 Пауза. Долгая молчаливая пауза.

– Что… твои? – наконец, осторожно поинтересовалась я, ещё чуть подумала и округлила глаза. – Ты что же, не можешь?!

– Могу, – совсем тихо прошептал Дрей. – Конечно могу. Но очень хочу, чтобы ты.

 Я сглотнула, провела дрожащими пальцами по тёплым пульсирующим ручейкам вен и… зажгла. Так легко и естественно!

– Это невозможное счастье, Элис, – сбивчиво выпалил Дрей, – буквально… трудно пережить.

 Он поднял на меня окончательно чёрные глаза – зрачки, казалось, вышли уже далеко за пределы радужек – и, не отрывая взгляда, потянулся к вырезу платья, которое… почему-то было до сих пор на мне.

 Невероятным усилием воли я накрыла его руку своей, останавливая.

 Помоги мне, Боже! Любимая, лишающая всех разумных мыслей ладонь... всегда прохладная… такая нужная… Но я должна!

– Дрей!.. Мой брат! Он может быть в опасности.

– Разве что Ирина Петровна нотациями замучает, – пробормотал Дрей и потянул всё же платье вниз. – Но он пока ещё не понимает, так что как-нибудь переживёт. Они вдвоём в соседней комнате, любовь моя. Андрей редкостный баловень, засыпает только на руках. Чаще всего – бабушкиных.

– Как… в соседней комнате?!

– Ты не волнуйся, они нас не слышат. Простой и надёжный барьер, я держу его бездумно, – по-своему понял Дрей… Ох, я ведь спрашивала… немного не об этом!

 Но следующий мой вопрос потерялся в поцелуях.

***

 Проснувшись позже, я в первую очередь наощупь убедилась, что Дрей рядом, затем только посмотрела. Представшая перед глазами картина смутила и вызвала бурю противоречивых чувств.

 За окном синели сумерки – непонятно, закатные или рассветные – а Дрей лежал возле меня одетым и, сосредоточенно хмурясь, читал. Кажется – письмо Лея. На груди его мирно сопел малыш, уверенно сминая кулачками свежую белоснежную рубашку моего мужа. И до меня вдруг дошло в полной мере, что это не просто брат и надежда Связи, но в первую очередь – наш ребёнок. Мой ребёнок! Ответственность на многие годы, часть жизни и души... Одновременно стало страшно от осознания, что я могла бы впервые увидеть Эндрю лишь пятилетним. Или… не увидеть вовсе, если вспомнить рептилию Левиса и его мутные планы!

 Я осторожно потрогала крошечную розовую пятку и ещё долго ошарашенно молчала: последняя мысль сковала затылок морозом. Хорошо, что малыш здесь. Но как внезапно! Я ведь и морально ещё не готова, и... и пелёнки даже не сумею поменять!

 Перебрав всё это в уме по три раза, я заставила себя отвлечься от брата и очень тихим шёпотом уточнила:

– Что, бегом в Талаф?

 Дрей отрицательно качнул головой и улыбнулся.

– Мы не торопимся, потому что время снова зеркальное с момента моего возвращения?

 Положительный кивок и новая обезоруживающая улыбка. Обожаю!

– Вечер или уже утро?

– Вечер, ты недолго спала, – ответил Дрей довольно громко. Я вздрогнула и снова покосилась на малыша. – Андрей Андреич спокойно реагирует на голоса, гораздо хуже – на одиночество. Знаешь, он маг.

– Ты забрал его...

– А как иначе? – опять улыбнулся Дрей. – Я ведь обещал растить его и любить.

– Сразу забрал! 

– Сразу. Ирина Петровна пыталась запереть Сибил в Шропшире, пока он совсем маленький, но... зачем?