Честно говоря, я не знаю, с чего начать.

— Иди сюда, — вздыхает, протягивая мне здоровую руку.

Забираюсь на кровать, перекидывая через его живот ногу. Оседлав его бедра, опускаюсь прямо на его пах и упираюсь ладонями в каменный живот, чувствуя его так, что приходится поджать на ногах пальцы.

Дыхание Кирилла учащается, крылья носа вздрагивают.

Пробравшись под мою футболку, он обхватывает ладонями талию, качнув меня вперед, а потом назад.

— Блин, — шепчу, напрягаясь между ног.

Сглатываю слюну, глядя в его глаза.

Шебурша под футболкой, накрывает ладонью мою голую грудь.

Соски напрягаются, и я выдыхаю в потолок, когда Кир обводит правый большим пальцем. Я чувствую толчок там, где соприкасаюсь с его пахом. Это неимоверно возбуждает.

Приподнявшись, он тянет футболку вверх, и я остаюсь сидеть перед ним голая до пояса, но смутиться я не успеваю, потому что, сжав крепким захватом мою талию, он снова тянется вверх и захватывает мой сосок ртом.

Рухнув грудью на его лицо, издаю громкий стон.

— Кир… Кир… — хнычу. — Не надо…

С громким вдохом он прикусывает дико чувствительный сосок и потирает его языком.

— Кирилл… — умоляю. — Не надо… нам же нельзя…

Потребность почувствовать его в себе ослепляющая.

— Блть… — рычит мне в шею. — Ты так пахнешь, не могу, сука, насытиться…

Рухнув на кровать, закрывает глаза и шумно дышит.

Его слова немного срывают мою крышу.

Тянусь за ним, и впиваюсь в его губы поцелуем. Его рука зарывается в мои волосы. Сталкиваясь зубами, начинаем дико целоваться.

— Хочешь меня? — мурлычу, сделав живительный вдох.

— Ань, заткнись, — предупреждает Дубцов, откидывая на подушке голову и вдыхаю полной грудью.

Его тело подрагивает.

Я сижу на огромном бугре, и от этого немного белеет перед глазами.

Выпрямившись, тяну вверх край его футболки, оголяя мускулистый живот. Кир помогает стянуть ее с себя, и я отправляю ту на пол, вслед за своей.

Его кожа кажется загорелой, даже несмотря на то, что сейчас февраль. На фоне его кожи, моя похожа на белый бумажный лист.

Помедлив, тяну руки к пуговице его джинсов. Из-под их пояса торчит черная резинка трусов. Мои руки дрожат, когда тяну вниз собачку молнии.

Кир выпрямляется и с чертыханиями начинает стаскивать с себя штаны, трусы и носки.

Мое тело взрывается новым приливом возбуждения, когда отбросив на пол одежду, он растягивается на кровати абсолютно голый и сжимает в кулаке каменную длину, проводя по ней вверх и вниз.

Смотрит на меня выжидающе, и больше никакого веселья в его глазах нет. В них только огонь, от которого плавится моя кожа.

Ему не приходится давать мне указания.

Усевшись между его ног, целую его грудь, живот. Кусаю кожу рядом с пупком и темной дорожкой, убегающей вниз, туда, где он все еще сжимает себя в руках.

Может потому, что боюсь спуститься ниже, поднимаю лицо и хрипло спрашиваю:

— Ты раньше думал о том, как я это делаю?

Опустив подбородок, он отвечает:

— Блин. Если я расскажу тебе о чем думал, ты в обморок свалишься.

Я верю ему на слово!

— Тогда не говори, — выпаливаю.

— Ага. Я же очень поболтать настроен.

Опустив голову, снова кусаю его живот, на этот раз с другой стороны пупка.

Возможно, я все делаю не так, но когда большая налитая кровью головка оказывается у меня во рту, Дубцов предпочитает помалкивать. Он просто молчит, не издавая ни звука, пока я пытаюсь понять, как вообще к нему подступиться. Экспериментирую и стесняюсь. Смущаюсь и краснею, видя его неподвижный взгляд на своем лице.

Боже, к этому нужно привыкнуть!

— Тебе не нравится, — констатирую, выпрямляясь и вытираю капельки пота у себя на лбу.

Его губы вздрагивают в короткой улыбке. Сиплый голос произносит:

— Бывало и лучше.

— Ну тебя, Дубцов, — бросаю с обидой.

Встав на колени, собираюсь выбраться с кровати, но он выбрасывает вперед левую руку и обхватывает ею мое плечо. Дергает на себя и валит меня на кровать, укладывая на спину. Просунув поврежденную руку мне под шею, заставляет откинуть голову на сгиб своего локтя. Наваливается на меня бедрами, и мне приходится закинуть ногу на его талию.

— Отстань, — отворачиваюсь.