Аня

Месяц спустя…

— Здесь? — уточняет таксист, тормозя напротив зелёного забора.

— Угу, — толкнув дверь, выбираюсь из машины. — Черт… — бормочу, когда ноги в ботинках на толстом высоком каблуке попадают в лужу.

Апрель в этом году смахивает на март, по крайней мере, первая его половина. Снег ещё не везде сошёл, да и дожди достали.

Придерживая рукой маленький меховой ворот своего пальто, открываю калитку и пихаю в зубы Демона сладкую косточку, чтобы унять его раньше, чем он начнет ее выпрашивать.

— Привет, собака… — улыбаюсь.

В моих руках пакет с продуктами, и ручки больно впились в ладонь.

Я обещала деду заехать днём, а уже почти семь вечера. Я целый день проболталась по торговому центру. Сегодня суббота, но я все равно могла бы потратить время с большей пользой. Например, выспаться как следует.

Открыв ключом дверь, плюхаю большой пакет на пол в прихожей и удивленно тяну в себя восхитительные запахи вкусной домашней еды. На кухне горит свет, и оттуда доносятся звуки какой-то возни.

— Максим Борисыч! — кричу, принимаясь медленно расстегивать пуговицы. — Не ждал? А я пришла.

Мы с Кириллом съехали отсюда две недели назад, и я волнуюсь о том, как он здесь один… кажется, я волнуюсь совершенно напрасно, ведь из кухни вслед за дедом выходит Наталья Семёновна, бабушка Кира.

— Здравствуй, Анечка, — улыбается, пригладив слегка растрепавшийся на макушке седые волосы. — Тебе очень идёт этот макияж, — замечает вежливо. — Красавица…

— Эмм… спасибо… — немного смущаюсь.

Я знаю, что он мне идёт. Я потратила на него два часа в салоне, но такая похвала все равно греет мою озябшую с улицы душу.

Не знаю, должна ли замечать, что они топчутся в коридоре, будто школьники. Топчутся и прячут глаза!

— И правда не ждал, — дед издаёт стрекающий звук и почесывает затылок. — Ну, и зачем ты тяжести таскаешь? — вдруг становится строгим.

— Ммм… больше не буду, — отвечаю неловко.

Мне неловко, потому что впервые в жизни мне будто неловко войти в собственный дом. Будто я больше здесь не хозяйка. И не только потому, что здесь, кажется, завелась другая хозяйка. Это еще и потому, что за две недели, которые здесь не живу, родные стены стали немного воспоминанием. Теперь моя жизнь привязана к Дубцову настолько, что там, где нет его… нет даже его следов, я чувствую себя не в своей тарелке. Я просто жить без него не могу, вот так!

— Я в общем-то на секунду… — пячусь к двери. — Мне уже ехать надо, я опаздываю.

— Ну, хоть чаю попей, — ворчит дед.

— Да, с тортом, — присоединяется Наталья Семёновна.

— Не могу, честно, — строю виноватое лицо. — Время… — стучу пальцем по своему запястью, будто у меня там часы.

Помимо всего прочего, мне, черт возьми, нужно срочно рассказать Дубцову о том, что я обнаружила следы явного “преступления” в доме своего деда! Меня просто распирает от этого.

— Ну, тогда беги, — вздыхает женщина.

— Угу, — киваю, выходя на крыльцо. — Эмм… спокойной ночи…

Боже, что я несу?

Сбегая по ступенькам, вызываю такси и гарцую на месте по порывами ветра в ожидании.

К моему ужасу, из калитки дома на противоположной стороне улицы выходит мой сосед Юра.

Вот, только этого не хватало…

Кажется, в последний раз я видела его в другой жизни. Еще до того, как моя жизнь на целых десять дней скукожилась до стен больничной палаты, в которой я провела худшие часы своей жизни. Бесконечные капельницы и ожидание. А потом, в один день, все закончилось. Я открыла глаза и, вместо того, чтобы прятаться от дневного света и воздуха, втянула его в себя полной грудью. От этой легкости я даже расплакалась, и с ужасом думала о том, что могла бы не выдержать того армагеддона, который устроил в моем организме наш с Дубцовым ребенок.

Замерев на той стороне дороги, Юра поднимает руку и машет мне.

Выдыхаю с облегчением, когда из-за угла появляется машина такси, и я исчезаю в ней раньше, чем он успевает решить: стоит ли ему перейти улицу или нет.

Я не сталы бы прятать голову в песок, реши он подойти. Я уверена, что для него наш поцелуй не значит и чертовой тысячной доли того, что значит для меня. Для меня он стал ярким напоминанием о том, что я не терплю на себе хоть чьи-то руки, кроме рук Кира. Даже ласковые прикосновения его бабушки кажутся мне немного инородными, в то время как его руки… его манеру меня касаться я узнаю с завязанными глазами.

В ответ на эту мысль под кожей искрится возбуждение и трепет.

Боже… это противозаконно, быть такой влюбленной в собственного мужа.

Мечтательно прикусив губу, смотрю в окно такси.

Он напоминает о себе через десять минут пути, то есть, когда меня от него отделяет еще столько же.

— Тебе часы подарить? — спрашивает без прелюдий.

Он разговаривает так, будто зажал трубку между плечом и ухом. Его голос фонит и тонет в оглушительном шуме на том конце провода.

— Я предупреждала, что опоздаю, — возмущаюсь.