— Кирилл?

Обернувшись, вижу перед собой знакомые женские черты. Мне требуется пара секунд, чтобы синхронизировать мозг и зрение.

— Привет, — отвечаю Тане с легкой улыбкой.

Я немного затормозил, потому что она сменила цвет волос на какой-то неопределенный, но довольно стильный. На ней однотонный сарафан на тонких бретельках и босоножки на каблуке.

Не знаю насчет собственной узнаваемости, но я прибавил килограмм пять мышечной массы, которая сдуется, как только перестану тягать “железо” в спортзале.

— Ого… — смотрит в мое лицо. — Сколько лет…

Ее глаза блуждают по моему телу, падают на мою правую руку, опускаются вниз на моего сына. Задерживаются там, пока вежливо интересуюсь:

— Как дела?

Не помню, когда видел ее в последний раз, не считая сегодняшнего. Кажется, это было несколько лет назад. Сколько точно сказать не могу. Четыре? Пять?

— У меня все хорошо. Перебралась в столицу, работаю в пиар-агентстве, — склонив набок голову, снова смотрит мне в глаза. — Как ты?

Ее взгляд полон кокетства. Настолько знакомая формула флирта и интереса, что меня мысленно забрасывает назад. В те дни, когда я по тупости мог допустить нечто подобное “случайному” поцелую с девушкой. В двадцать семь допустить нечто подобное я мог бы только находясь без сознания. Только этим я бы мог объяснить себе и своей жене подобное происшествие, но уверен, она бы его не приняла. В двадцать семь даже на секунду допустить такой сценарий для меня дико.

Во мне почти два метра роста и сто двадцать килограмм веса, но я бы очень сильно струхнул, если бы моя жена вдруг узнала, что я случайно напоролся на язык какой-то посторонней женщины.

— В порядке, — отзываюсь и опускаю глаза.

Плюхнувшись задницей на плиточный пол, Данила что-то бубнит себе под нос. Перевернутая козырьком назад бейсболка скрывает темную шевелюру на его макушке.

— Какой он хорошенький, — тихо замечает Таня. — На тебя похож…

— Спасибо.

— Не хочешь… встретиться как-нибудь… выпить кофе?

Подняв на нее глаза, дергаю губы с быстрой улыбке.

Смотрит на меня исподлобья, обводя губы кончиком языка.

Мы расстались не очень хорошо. Из того, что я помню, я попросил ее больше не появляться в зоне моей локации, и сделал это в довольно ультимативной форме. Она и не появлялась. Возможно из-за того, что вняла моим словам, возможно из-за гордости. В любом случае, результат меня устроил.

Отвечая на ее вопрос, решаю исключить любое недопонимание.

— Извини, — говорю. — Мне это не интересно.

Ее щеки краснеют, но через секунду она берет себя в руки и вскидывает подбородок.

— Была рада тебя увидеть, — перебрасывает лежащий на своем локте букет из одной руки в другую.

— Взаимно, — киваю ей.

— Ну, пока. Счастливо, — развернувшись, идет к выходу.

Посмотрев на сына, вижу, как его голова выкручивается вслед за ней.

— Старовата для тебя, — говорю ему с усмешкой.

— У меня есть глузовик, как у Васи, — начинает он делиться соображениями. — Но у него фары красные, а у моего зеленые…

Иногда я поражаюсь тому, в каком лихом беспорядке находят его мысли. Как правило, он вываливает на собеседника столько информации, что фильтровать инфу получается не у всех.

Мой летний полевой букет выносят через минуту. В нем ромашки разных цветом и еще куча неизвестных мне элементов.

Подняв сына за шиворот, веду его к выходу.

Пока веду машину, он продолжает болтать в своем кресле на заднем сиденьи машины. Набрав Антона, своего юриста, возобновляю прерванный десять минут назад разговор.

В первый год “работы” на “Пегасе” я ошибочно полагал, что управлять бизнесом можно только крутясь в нем двадцать четыре часа в сутки, но, когда от такого графика меня начало в прямом смысле коротить, понял, что этот подход неверный.

То, что я усвоил в тот первый год — основа нормальной работы бизнеса в правильном распределении обязанностей.

Сейчас “Пегас” работает как часы, и эта отлаженная работа требует моего присутствия не больше двух-трех дней в неделю.

Три года назад я был на конференции в США и изучал методики оптимизации производственных процессов. Недельный курс в крупном университете, с которого я вышел прокачанным на двести процентов.

Я летал один, потому что Даниле не было еще и года. Теперь я дико об этом жалею. Я бы хотел, чтобы они полетели в ту поездку со мной, потому что я задержался там на два месяца. Навестил пару друзей, прокатился по стране на машине. Аня не возражала, но я все равно чувствую себя мудаком. Именно поэтому вылетел домой на три недели раньше.

Оставлять ее одну, в то время, как сам нахожусь на другом континенте, было для меня все равно, что пилить себе палец. Плюс ко всему я хотел, чтобы она увидела своими глазами все, что видел я, ведь это была моя первая поездка в Штаты.