— “Минут на пятнадцать двадцать”, — цитирует он меня. — А не на полтора часа.

— Я заехала к деду, — поясняю.

— Где ты?

— Близко, — паясничаю. — Прямо как весна.

— Как весна? — тянет.

Знакомая хрипотца в его голосе отзывается вибрацией во всем моем теле.

Черт…

— Угу, — улыбаюсь.

— Я встречу тебя на входе.

— Я буду через десять минут. Красный форд… восемь шесть восемь…

— Отбой, — объявляет Кир и кладет трубку.

Сегодня день открытия музыкального кафе, и парни, Никита Барков и Стас, попросили его поприсутствовать, как было оговорено с самого начала. Я знаю, он и сам хотел пойти. Когда я спросила, жалеет ли он, что выбыл из проекта, Кир ответил, что у него есть о чем подумать, вместо того, чтобы “распускать нюни”. То, что чисто гипотетически он планировал их “распускать”, показатель того, что добровольно он бы это дело не бросил.

Злость на его отца скручивает мои пальцы в кулаки. Точнее, на мужчину, которого он “называл” отцом. Дела у нашего бывшего мэра не очень. Я забрала свое заявление из полиции, потому что мотаться туда для дачи показаний было выматывающе, а он не собирался сдаваться просто так. Но всей этой заварушки было достаточно, чтобы на него со всех сторон посыпались проблемы. Его сняли с должности, и где он сейчас мы вообще толком не знаем. Отец Стаса утверждает, что его нет в городе.

Тяжбы с ним — это было выматывающе не только для меня, но и для бабушки Кирилла, ведь каким бы отъявленным уродом ее сын не был, он все же остается ее сыном. Однажды она обмолвилась, что стыдится того, будто люди решат, что это ее воспитание, но ее старший сын всегда был близок с отцом, ее покойным мужем, и это… его воспитание. Она сказала, что особенно горько ей от того, что когда-то она упустила своего ребенка, сконцентрировавшись на младшем сыне, отце Стаса. Наверное, это особенность ее возраста — она будто подводит итоги, но мне кажется, что этот вопрос мучал ее уже не первый год. Может быть поэтому она так полюбила внука, пусть и не родного. А когда поняла, что он не родной, полюбила только больше.

Я могу часами обсуждать с ней Дубцова в детских коротких штанишках. Его это не особо радует, зато меня это радует дико. Все эти истории о том, как он упал с велосипеда или с дерева. Маленький шрам-полумесяц на его колене — привет как раз от того дерева.

— Че за?.. — удивленно бормочет таксис.

Вытянув шею, вижу как машина упирается в пробку, которой на этой улице за всю свою жизнь не видела. Машины паркуются повсюду, забивая каждый свободный кусок асфальта вдоль тротуара.

— Я здесь выйду, — говорю водителю. — Можно?

— Да, только быстро.

Осмотревшись, выхожу из машины и семеню в тротуару. И мое воображение, черт возьми, покорено!

У входы в кафе настоящая толпа. Самая настоящая толпа, и из того, что я об этом заведении знаю, там внутри они все просто не поместятся.

Дубцова я вижу сразу.

Без куртки, он стоит в стороне от толпы, засунув руки в карманы джинсов. На нем тонкий свитер горчичного цвета и черные джинсы. Он выглядит потрясающе. Высокий и широкоплечий. Большой и сильный. Мне кажется, в последнее время он стал еще больше, чем был.

Я чувствую, что он скользит по мне взглядом, но слишком потрясена, чтобы трепетать с головы до ног.

— Ничего себе… — бормочу, оказавшись рядом.

Обернувшись, он окидывает взглядом творящееся вокруг безумие и пожимает плечом.

Но ведь это его заслуга! Он это знает, и я это знаю. Это его идея. Его бизнес-план!

— Пошли, — взяв меня за руку, проводит сквозь толпу.

Пробираемся через галдящий зал, и, здесь на удивление очень нейтральная картина. Играет музыка, но не так громко, чтобы из ушей лилась кровь. За столами оживленные разговоры и смех, никакого беспредела, никаких драк или бьющихся люстр. Здесь все просто отдыхают.

Кир проводит меня за барную стойку, где вижу Никиту Баркова в качестве бармена и Алёну, которая на стуле в углу зависает в телефоне. Парень в черной униформе корректирует действия Никиты, судя по всему, этот парень профессиональный бармен.

— Приветы! — встает она. — Садись.

— Мы что, в автобусе? — закатываю глаза.

— Давай сюда, — Кир нависает надо мной, принимаясь расстегивать пуговицы на моем пальто.

Его пальцы ловко покоряют одну за одной, и, когда смотрю в его лицо, вижу что ему не терпится узнать, что у меня под верхней одеждой. На мне короткая кожаная юбка и блузка с круглыми дырками на плечах. У меня нет живота. Почти совсем. О том, что он все же есть, знаем только мы с ним.

— Мохито хочешь? — спрашивает, глядя мне в глаза.

— Ты сам сделаешь?

— Я кроме него больше ничего не умею.

— Ладно, — говорю с кокетством, от которого самой приторно.

Уголок его губ ползет вверх.

Встав на цыпочки, обнимаю его за шею и заставляю склониться к себе. Я люблю, когда наши лица на одном уровне. Тогда я вижу особенную скульптуру его лица, вижу пробивающуюся на щеках темную щетину и пляшущие в его карих глаза огоньки потолочных ламп.

Прижавшись губами к его уху, шепчу:

— Классное место.

Я им горжусь. Он умный, сильный. Все, к чему он прикасается, будто превращается в курицу, несущую золотые яйца. Я вижу это сейчас, и увижу снова, уверена.

Его ладонь сжимает мою попу через юбку.

— Спасибо, — бормочет мне на ухо.

Выпутавшись из его рук, прошу Алёну:

— Отведи меня в туалет.

— Пошли, — толкает меня вперед.

— А где Карина? — спрашиваю, пока идем через зал.

Здесь столько народу, что в этой кутерьме мы просто теряемся.