Шрифт:
— Почему я не догадалась? — интересуюсь его мнением.
— Ты? — повернув голову, окидывает меня ленивым взглядом. — Наверное, потому что ты девять раз из десяти выпадаешь из реальности. Я так понимаю, это из-за беременности, раньше у тебя такого не было.
— Что, все так плохо? — бормочу.
— Нет, это забавно.
— Ммм… — хихикаю. — Это вроде как хорошо, да? То, что они съехались. Даже отлично.
— Поживем-увидим, — отзывается он, паркуясь перед входом в наш подъезд.
— Я могу хоть сейчас предсказать, что тебя ждет, — сообщаю, отстегивая ремень.
— И что же? — выгибает брови, повернув ко мне голову.
Подавшись к нему, начинаю целовать.
Жесткие губы под моими расслабляются. Его запах дурманит голову, как и тепло его каменных плеч под моими ладонями. Играю с ним до тех пор, пока он не выпускает наружу язык, заставляя пальцы у меня в ботинках поджиматься.
Когда я вновь смотрю в его лицо, глаза у него потемневшие и слегка мутные. Губы приоткрыты.
— Будет зависеть от того, как прошел твой день… — шепчу, задевая кончик его носа своим.
Он много времени проводит на заводе. Иногда вместе с бабушкой, иногда вместе с отцом Стаса. Ему выделили кабинет, но у него пока нет никакой должности. Он просто смотрит. Наблюдает. Изучает документы и… думает, думает, думает… иногда встречается с заказчиками. Сам ездит на встречи. К одной такой встрече он готовился три дня.
— Я всех заеб*л, — отвечает хрипловато. — Особенно финдира. Главбух думает, что я сосунок. В общем и целом, так и есть.
— Они тебя не знают, — снова целую его губы.
— Ага, — бормочет. — Фатальная ошибка.
— Ну, ладно, — сдаюсь. — Сегодня у тебя будет… секс…
— Твою мать… — тянет со стоном. — Аллилуйя…
ЭПИЛОГ
Кирилл
Пять лет спустя…
— Дань, брось это, — присев на корточки, пытаюсь вырвать из рук сына смятый одноразовый стакан, который он зацепил где-то на тротуаре.
— Надо выблосить… — лепечет нечленораздельно, зажав мусор в маленьком кулаке.
Ага. Я в курсе.
— Блин… — зажимаю трубку мобильного между плечом и ухом. — Антон… перезвоню…
— Жду, — отзывается мой юрист, и я сбрасываю вызов.
— Давай, я выброшу, — пальцами прошу отдать мне этот грязный, непонятно кем здесь оставленный пластик.
Доверчиво хлопая карими глазами, отдает мне стакан и обтирает ладошку о край своих летних шорт. Забрав у него мусор, осматриваюсь, борясь с желанием тупо забросить эту хреновину в кусты.
— Ладно, пошли, — встаю, протягивая ему руку.
Его крошечная ладонь тонет в моей.
Он такой маленький, что меня иногда просто плющит от нежности. Он сильно похож на меня в детстве, и это впечатляет.
Не тороплюсь, следя за тем чтобы у него ноги не запутались, потому что тротуар имеет наклон.
— Вон мусолка, — тычет пальцем в пространство.
— Вижу… — бросаю в урну злосчастный стакан и предупреждаю. — Больше ничего не поднимай.
— Мусол нужно поднимать… — шум проносящихся по улице машин глушит его лепет, но я все равно улавливаю основную мысль. — За планетой нужно ухаживать… и мусол выкидывать. Наш голот станет красивым…
— Угу… правильно… — бормочу, подводя его к дверям цветочного магазина.
Я даже не уверен в том, кто вложил в его голову эту концепцию. Вариантов много. Начиная от его матери, заканчивая его прадедом и прабабкой. Есть еще крестная, Алёна Баркова. На его крестного это мало похоже, Стас вряд ли увлекается экологией.
Открыв дверь, пропускаю сына вперед.
На нем красная бейсболка с логотипом завода “Пегас”. Анька сделала для него на заказ, и я оценил этот стеб.
В цветочном воздух сильно охлажден кондиционерами. Сняв солнечные очки, кладу их в нагрудный карман “гавайской” рубашки и прошу сотрудника за кассой принести мой заказ.
Данила крутится рядом. Обхватив руками мое бедро, повисает на нем.
Четыре года назад, когда он родился, был размером с мой бицепс. Еще до его рождения, примерно тогда, когда Анин живот стал гигантским, я понимал, что наш пацан не может быть больше трех с половиной-четырех килограмм, но блять… истинное положение дел меня потрясло. В первую неделю я боялся брать его на руки. Он постоянно орал, и мы с Анькой не знали, с какой стороны к нему подступиться.
Чумовое было время. Благо рядом была бабуля.