Я стелю, на пыльное покрывало, новый плед, который купил по дороге Петя, и мы, не раздеваясь, ложимся, и укрываемся таким же. Ромка, конечно, ложиться ко мне ближе прижимается, ворочается. Андрей замирает на другом краю. В доме тихо. За окном давно стемнело, и начинается дождь. Капли стучаться в окно и крышу. К затхлому пыльному запаху в доме, прибавляется влажный аромат земли. Поскрипывают половицы. Это Петя, ходит внизу. И я лежу, прижимая к груди сына, и смотрю в обшарпанный потолок, с раздражением отмечаю, как сводит от сухости руки, потому что я забыла крем, и после помывки кухни, их нечем увлажнить. Я вымотана до предела, всеми своими мыслями и эмоциями, и во мне назревает апатия. Думать не хочется, но мысли сами втекают, и терзают мой мозг, отключиться невозможно. Закрываю глаза и вижу, эту Жанну. Снова брюнетка. Тонкая, хрупкая, грациозная, модная. Холодная и неприступная. И ребёнок их, тоже у меня перед глазами, и мне хочется выть, от того чувства неполноценности, что во мне вызывают эти картинки.

— Мама, когда приедет папа Кирилл? Мне нужен новый завозавр, — говорит так и не уснувший Ромка, коверкая на свой манер слова.

Меня простреливает болью в груди, и изо рта вырывается всхлип.

Андрей подскакивает при этих звуках, и переползает ко мне ближе, а я закрываю ладонью глаза и наконец, реву. Тихо, но горько. Уже не стесняясь никого. Ромка что-то тараторит. Андрей шикает на него и беспрестанно гладит меня по голове, и этим ещё больше доводит до слёз. Но тут внизу раздаётся какой-то грохот. Я затихаю и прислушиваюсь. Кто-то стонет, а потом я отчётливо узнаю низкий рык, который принадлежит Кириллу. Сердце убыстряет ход, и в кровь выплёскивается адреналин. Я подскакиваю с кровати и утираю слёзы.

— Андрей оставайтесь здесь, — сипит мой голос.

— Света, не ходи, — в его голосе слышу отчётливый страх.

— Всё будет хорошо, — пытаюсь его успокоить и протягиваю руку, чтобы огладить по голове, но он перехватывает её, и сжимает.

— Света…

— Андрюш, ну ты чего? — я присела на кровать, одновременно прислушиваясь к звукам внизу, и пытаясь успокоить парня.

— Всё будет хорошо, — снова повторяю я, попутно прижимаемая к себе Ромку, — просто не выходите, вам и так многое будет слышно.

Андрей с неохотой разжимает руку, отпуская меня. Я приглаживаю растрепанные волосы и снова вытираю щёки. Выхожу, плотно затворив за собой дверь, и тут же попадаю на лестницу, и в этот момент слышу, как снова рычит Кирилл.

— Какого хуя ты лезешь? Это моя женщина! Моя! Понятно!

В ответ ему раздаются невнятное сопение, и я спешу вниз, чтобы увидеть, как Кирилл разжимает пальцы на шее Пети, и тот соскальзывает по стене вниз. На лице у него красуется наливающийся синяк. Он хватает воздух, и валиться на бок, на пол. Я вскрикиваю, и привлекаю внимание Кирилла. Хочу кинуться к Пете, но Кир стопорит меня своим взглядом. Он весь взъерошенный и мокрый. На нем одна рубашка, с развороченным галстуком, и закатанными рукавами, вся в каплях дождя. Элегантные брюки, как и туфли все в грязи. С растрепанных волос тоже стекает вода. Он смотрит так жёстко и остро, словно нож с размаху вонзает. В его взгляде мелькает тень облегчения, и тут же затягивает такой чернотой, когда он видит, что я смотрю то на него, то на хрипящего Петю. Он стискивает зубы, и по скулам ходят желваки.

То, что он может найти меня, я не сомневалась, но чтобы так быстро.

Кирилл кидает взгляд на Петра, а потом идёт ко мне. Так стремительно, и неумолимо, словно готов снести меня, и я пячусь, в испуге, пока не спотыкаюсь о ступеньку. Только упасть не успеваю. На последних шагах он падает передо мной на колени, и обхватывает мои бёдра, вжимается лицом в мой живот. Я настолько обескуражена и растерянна, что смотрю на его макушку, и не знаю, куда деть руки, как реагировать, что говорить и что делать. Так мы и замираем, прижатые друг к другу.

Кирилл всё крепче сжимает меня, словно боится, что вырвусь и сбегу, и дышит, обжигая дыханием мой живот. Или даже вдыхает, втягивает мой аромат. Его плечи поднимаются в такт глубокому дыханию, натягиваю мокрую рубашку на напряжённых руках. Он молчит, а я всё ещё в шоке от произошедшего. Я растерянно смотрю на запрокинувшего голову Петю, потом снова на Кирилла, и слов нет.

Эмоций нет.

Мыслей нет.

Вот только что горела, и потухла, даже дыма не осталось.

— Кирилл… — наконец вырывается хрип из моего горла.

— Что же ты, зеленоглазая, обещала же что никогда не уйдёшь, — говорит он, не поднимая головы, — а сама сбежала!

— Ты женат Кирилл, — произношу, как не своими губами, так эти слова жгут.

— Ты обманывал меня!

— Я не обманывал, — его голос тоже хрипит, он, наконец, поднимает своё лицо.

В глазах столько раскаянья и мольбы. Никогда прежде я не видела его таким, сломленным, что ли, и меня бьёт это в самое сердце. Оно снова разгоняется, дробит в грудную клетку и мне становиться тесно. Я цепляюсь за его плечи, чтобы не упасть. С глаз капают слёзы, прямо ему на лицо.

— О чём ты говоришь? У тебя есть жена… и ребёнок есть…

— Ты моя жена! Ты моя жизнь! Мой смысл… Света!

— Кирилл отпусти, — отвернулась я, не в силах видеть эти глаза, и этот рот, и лицо это.

— Отпусти! Отпусти меня!

Я начала вырываться, а он только прижал теснее, и забормотал, перехватывая мои руки:

— Нет! Нет! Света, ты же знаешь, что не отпущу! Никогда не отпущу!

— А если я не хочу… Не хочу…

— Тогда бери нож, зеленоглазая, и бей прямо в сердце! Без тебя мне не жить, слышишь! — он хватает мои руки и кладёт себе на грудь, туда, где стучит его сердце.