Он размашисто вышагивал, и даже когда увидел меня, хмурое выражение лица не поменялось. Серые глаза только острее впились в моё лицо, а полные губы, в обрамлении темной щетины, слегка дрогнули. Он снова был в своём неряшливом стиле: чёрная футболка, с черепом на груди, синие потертые джинсы. Высокие ботинки, и джинсовая куртка. Словно, когда-то ему приходилось постоянно носить какую-то униформу, и теперь он отрывался по полной, надевая простые и свободные вещи. Сказать, что я испугалась ничего не сказать. Особенно когда эта скала патлатая нависла надо мной. Сколько там этих денег было, что я швырнула в окно. Вот сейчас он с меня спросит за каждый рубль.

— Чё шифруешься, зеленоглазая? — прорычал он, склоняясь ниже, и обдавая своим горьким ароматом. — С работы уволилась, дома нет.

— Я что в рабстве? — огрызнулась я, отодвигаясь. — Делаю, что хочу!

— Да кто ж спорит, — смягчился Кир, но взглядом давил, — чё за мужик, у тебя живёт?

— Что? — я распахнула глаза от изумления. — Ты что был у меня дома?

— Заходил — кивнул Кирилл. — А этот мудило, меня нах послал, и какую-то херню городил, что муж тебе?

Я смотрела и не верила ушам.

— Зачем? — только и вырвалось у меня. — Что тебе ещё-то надо? Вы же всё сполна получили!

— Ой, давай не бушуй! — отмахнулся Кирилл, и придвинулся ближе. — Лучше скажи, Света, это действительно муж твой, вот это мурло пьяное?

— Вова не мурло, — взыграла во мне гордость, — он просто в затруднительном положении.

— В пьяном угаре твой Вова, — ухмыльнулся Кир, и резко притянул меня, схватив за локти, так что врезалась в его твёрдое тело. — Ах, ты ж шлюшка, зеленоглазая! Мужу своему с двумя мужиками изменила! — проговорил он тихо и утробно, над самым моим ухом. — И ведь наслаждалась. Как кончала, как в рот брала!

Его тихие слова, настолько били больно, словно он орал их на весь двор, обличая меня в измене. И, наверное, я это заслужила, но вот только не ему меня обвинять. Не этому развратному и грубому бандиту.

— Пошел ты! Не трогай меня! Скотина! Козёл! — я забилась в его руках, и даже пару раз съездила по небритой роже, пока он меня не скрутил. Обхватил руки и завел назад, прижал к холодному кузову машины, и в рот своим врезался, даже зубы наши стукнулись, и так больно прихватил губы, и языком так похабно и глубоко залез, что всё дыхание напрочь, вместе с сопротивлением снёс. И я словно в угаре хмельном, отвечала на эту грубость, наплевав, что вечерний двор полон людей, что мы под окнами моего дома, и каждый меня тут знает. Я снова подчинялась силе. Покорялась грубости. И млела, как течная сучка, млела, от этого напора. И мыслей в моей голове не осталось, только эта звериная тяга, этот сумасшедший натиск.

Атака.

Ярость.

Кирилл давно отпустил мои руки, и я впилась пальцами в его волосы, притягивала его ближе, и стонала в его губы, что продолжали терзать до боли и синяков. Он же яростно водил руками по моей выгнутой спине, вдавливая меня в себя, и я чувствовала всю степень и глубину его желания. И я разделяла его. Я тоже хотела его. До ломоты в мышцах. До красных точек перед глазами. Хотела. Я и сама не осознавала, что этот аромат, этот вкус, это грубая щетина, на моём лице, эти жесткие пальцы, всё это, мой личный афродизиак. И поэтому позволяла прилюдно целовать себя и откровенно трогать.

— Блядь! — рычит он, и я открываю глаза. — Я же сейчас трахну тебя на глазах у всех!

А я не против. Я настолько поплыла, что снова ищу его губы, и он прикладывает усилия, отстраняется, выпускает меня из объятий, отходит. А я стою, покачиваясь, и никак не могу придти в себя. Вот только что смерч крутил в своей воронке, и тут, раз и всё стихло. Но только снаружи, а внутри всё ещё буря. И, меня качает, потому что вкус его во мне, и прикосновение пальцев и горячих ладоней тоже ещё ярки.

— На хуй мужа твоего, слышишь, зеленоглазая! — рычит Кирилл, но близко не подходит, боится сорваться, а я смотрю на него расфокусированным взглядом, и смысл его слов потихоньку начинают доходить до меня. — Если не смог удержать при себе, на хуй!

— Чего ты хочешь? — голос мой сипит.

— Тебя хочу! На свой хер! Буду крутить в разные стороны, пока не надоест! Только Саньку дотронуться до тебя дам! — в своей грубой манере отвечает Кир, сверкая глазами.

— А меня спросить не хочешь? — во мне просыпается гордость.

— А что тебя спрашивать? — ухмыляется Кирилл, и снова прижимает меня к машине, и своим телом загораживает, и бесцеремонно лезет в свободный пояс моих джинс, рукой, и прямиком в трусы. Я только ахнуть успеваю, и в плечи его вцепиться, да глаза закатываю, когда длинные пальцы проходятся по влажным складочкам, захватывают больше влаги. Кир достаёт руку, и проводит влажными пальцами, по моим губам размазывая мой вкус, и склоняясь, слизывает его.

— Только не говори что ты против, потому что, это будет пиздёшь, зеленоглазая, — говорит он у самых моих губ. — Только представь, как я отдеру тебя! Как натяну на свой хер! Хочешь? — и толкается в меня, и я чувствую бедром его твёрдую плоть.