— Вы что не слышите меня? — я упрямо веду плечами, не хочу мириться с положением дел. — У нас с вами был договор, я выполнила условия, теперь отпустите меня…

— Да не было у нас никакого договора, — обрывает меня Кир, и тоже подходит ближе. — Ты придумала сама, а мы не возражали.

— Ну как же? — не поверила я. — Вы же оставили в покое отель и меня, и Валентина Юрьевича…

— Потому и оставили, — усмехается Саша и заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос. А Кирил наоборот, стягивает с косы тонкую резинку и распускает светлые волосы, зарываясь пальцами в них, и поднося к своему лицу шумно вдыхая их аромат. — С условием, что он тебя не тронет, и оставит на работе, и больше никогда не станет подставлять.

— Валёк нам много денег должен, и этот гад решил тебя подставить, подложить под нас. А ты конечно борзая, и дерзкая, ну как-то не в кайф, сопливую и рыдающую от страха бабу трахать, — закончил Кирилл, окончательно зарываясь пятернёй на моей макушке, и притягивая меня ближе, легко прикусывая шею. Я вздрогнула, и крепко сжала губы, чтобы не застонать.

— Гад, — выругалась я, и отступила на шаг, и, стараясь выпутаться из их лап, — и вы гады!

— Ещё какие, — подтвердил Саша, возвращая рывком меня на место, — и ты некуда не поедешь, конфетка! Мы с тобой ещё не закончили! — и он кладёт мою ладошку на свой член, заставляет обхватить толстый ствол пальчиками, и показывает, как надо водить, с каким давлением, и скоростью. Упругая плоть подрагивает в моей руке, и Саша рычит, склонившись к изгибу моей шеи, целует, втягивая нежную кожу в рот.

Кирилл также кладёт вторую мою ладонь на свой член, и вынуждает вторить движениям другой руки, тоже хрипло рыкает и зарывается носом в моих волосах.

И это ужасно!

Ужасно порочно, и грязно, вот так стоять и наглаживать члены двоих мужчин одновременно. Развратно и бесстыдно, и так обжигающе волнующе и эротично. Чувствовать в своих руках шелковую кожу, натянутую на жилистой жесткой плоти, которая отзывается на любое твое прикосновение. Гладить, ласкать подергивающие стволы, доходить до основания касаясь жестких волосков, и возвращаться, нежно касаясь бархатных головок. И слушать, как урчат, и шипят сквозь зубы мужчины, полностью сейчас в моей власти. Два гиганта, способные свернуть мне шею неосторожным взмахом руки, сдавленно стонут, склонив ко мне свои головы, шепча пошлости, и наглаживая в ответ моё тело. Я посмотрела вниз, и пошлее представить картину нельзя. Но это заводит, а еще, почему-то при виде толкающейся мне в руки плоти, во рту скапливается слюна. Я глотаю, смотрю, на выступившие на алых головках капли смазки и снова сглатываю.

— Давай не робей, зеленоглазая, — улавливает блеск моих глаз Кирилл.

— Что? — не понимаю я.

— Встань на колени, — рычит Саша, и давит мне на плечи.

Мы стоим посреди кухни, за моей спиной стена, за ними окно. Я опускаюсь на колени, и смотрю на них снизу вверх, поджимаю губы.

— Я не умею, — смущаюсь совсем.

— Тих, тих, пальчики не разжимай, — это Кирилл накрывает своей горячей ладонью, уже готовые отпустить, его член мои пальцы.

— И в прошлый раз мне было больно, — признаюсь, глядя на Сашу.

Он ласково оглаживает моё лицо, тоже не позволяет отпустить свою плоть.

— В этот раз всё будет по-другому, — обещает он, — оближи его сперва по кругу, немного втянув в рот, — инструктирует он.

И пока Кир руководит другой моей рукой, не замедляя движения, я склоняюсь ближе к члену Саши, касаюсь сперва, языком выступившей капли, чувствуя солоноватый вкус, потом втягиваю в рот горячую кожу, тяну упругую плоть, обвожу по кругу, собирая терпкий вкус, и выдыхаю. Снова втягиваю, и уже потом смотрю наверх, проверить всё ли я делаю правильно. Саша смотрит так черно на меня, что становиться страшно, и жарко, его мускулы напряжены, он выпускает воздух сквозь зубы, и я понимаю, что ему нравится, втягиваю в рот ещё больше плоти, и лижу, разглядывая, как он запрокидывает голову, и толкается бёдрами вперёд.

— Блядь, это охуенно, просто охуенно, — стонет он.

Но тут другая рука, собрав в горсть мои волосы, отрывает меня, и член с постыдным хлюпом выскакивает из моего рта. И тут же перед моим взором возникает ещё один. Я смотрю на Кирилла, он выжидает, не торопит хоть и дышит рвано, и подрагивает от предвкушения. Я так же собираю каплю, его смазки языком, оглаживаю кончиком, нежную плоть, и погружаю в рот огромный орган. Втягиваю в рот, снова на языке растворяется терпкий вкус с примесью ментола. Стараюсь действовать аккуратно, но Кир нетерпеливо толкается сам, и если бы не моя рука, которой я сжимаю основание его члена, он бы дошёл до горла.

— Да, соси, зеленоглазая сучка, соси! — рычит он, и двигается во мне. Потом меня снова выдёргивают и насаживают на другой член, я только успеваю хватать воздух, потому что темп меняется, зверюги распаляются, забывают об аккуратности и деликатности, в погоне за разрядкой.

И это ещё ужаснее того что было раньше, и наглаживание их членов не в какое сравнение не идёт, с тем что происходит сейчас, когда тебя трепят как куклу, натягивая твой рот на вздыбленную плоть. Толкаются разгоряченными бёдрами, зажимая на затылке волосы, и уже ничего от тебя не зависит, да ты и не сопротивляешься, ловя какой-то особый кайф, от этого порочного подчинения. От этого унижения. Жёсткого траха. Видимо все же верно они рассмотрели во мне блудливую натуру, ну как можно получать, кайф, от этого безумного действа. А у меня низ живота просто ломит, требует заполнить пустоту, помочь освободиться от этого напряжения, что тянет, сковывает. И грудь чувствительно ноет, царапаясь острыми соками о кружево бюстгальтера, и шёлк рубашки.

— Рубашку сними, — командует Кирилл, покинув мой рот, и зажимая головку в кулак. Я, наконец, отрываюсь от них, и облизываю опухшие губы, начинаю дрожащими пальцами расстегивать пуговицы.

— Быстрее, блядь, конфетка, — рычит Саша, тоже зажимая головку своего члена в кулак.

Они стоят надо мной, оба такие напряжённые и взведенные до предела, и я при всём желании сейчас не смогу ослушаться. Я стягиваю с плеч рубашку, и она приземляется к моим коленям.

— Сиски оголи, — снова Кирилл.