Я стягиваю бретели бюстгальтера, и опускаю его вниз, оголяя ноющую грудь, и неосознанно провожу ладонями по вершинкам, немного отклонившись назад, и выгнувшись, потому что от прикосновения к тугим соскам, между ног затянуло неимоверно. Но тут мне на грудь полилось горячее семя с двух сторон. Мужчины сдавленно застонали, разряжаясь, прямо мне на кожу.

— Давай зеленоглазая размажь по соскам, — хрипит Кир, всё ещё сжимая подрагивающий член.

Я тянусь к белёсым каплям, и растягиваю вязкую жидкость, по своей коже, кружу вокруг ореолы, потом и вовсе зажимаю соски, и блаженно прикрываю глаза, тянусь другой рукой себе между ног. Мне тоже нужна разрядка. Мне тоже хочется легко выдохнуть. Мне тоже хочется кайфа.

— Стоять, — гаркает Саша, и я замираю на полпути, обиженно соплю, и смотрю на него. Он поднимает меня за подмышки, и только сейчас понимаю, как затекли ноги.

— Куда полезла, конфетка? — ворчит он, и оглаживает мои губы по контору.

— Пожалуйста, Саш! — стону я, но он затыкает мне рот поцелуем, чем обескураживает, если учесть, где были мои губы до этого. Но он целует меня. А потом и подошедший сзади Кир, разворачивает за подбородок лицом и тоже целует. И мне становится так хорошо, что разомлев, я не сразу понимаю, что происходит, потому что, меня в очередной раз целует Саша, пощипывая соски, а Кир слегка прогибает мою поясницу, и наглаживает влажные складочки, размазывая влагу, и я подёргиваю в нетерпении бёдрами, но вместо ожидаемого проникновения я чувствую, как его пальцы, давят на тугое колечко ануса. И я замираю.

— Ну, чё испугалась? — хмыкает Кир, и продолжает массировать тугую дырочку.

— Кир…

— Тих, тих, — успокаивает он меня, и смещается ниже, и загоняет глубоко пальцы, я выгибаюсь и вскрикиваю. — Так лучше да?

Ты даже не представляешь, как.

Я впиваюсь ногтями в предплечья Саши, и даже кусаю его за губу, настолько дико и остро во мне сейчас бродит возбуждение. Он только сверкает на меня зелёными глазами, и фиксирует подбородок, снова целует, вдалбливая язык, в унисон с пальцами Кирилла. Я вся дрожу в их руках, раскалена до предела, ещё немного, и сердце моё выскочит из груди. Я кричу в рот Саши, который не оставляет мои губы в покое, и снова чувствую что Кир, предпринял пытку вторгнуться на запретную территорию, только сейчас это не воспринимается так остро, потому что он продолжает во мне движение, а другой рукой массирует анус проталкивая туда палец, и я кончаю. Выдыхаю последний крик, и закатываю глаза. Наконец-то освобождение, и блаженство. И тягучая боль отступает, на смену ей приходит расслабление, и покой.

Я повисаю в руках у своих любовников, пусть теперь что хотят то и делают, я полностью выбилась из сил.

— Устала, зеленоглазая, — урчит позади Кирилл.

— Давай в душ, и в кроватку, — Саша подтягивает меня повыше, и подхватывает на руки.

Вяло отмечаю тот факт, что я не Дюймовочка, и весьма тяжёлая, и как приятно, когда есть такой мужчина, а в моём случае их двое, с которыми можно себя почувствовать слабой.

Моё безвольное тело, быстро раздевают, в четыре руки моют, обтирают полотенцем, и укладывают в кровать, накрывают одеялом. И оставляют в покое. Я удобнее устраиваюсь посредине огромного ложа и засыпаю.

Я просыпаюсь одна. Долго лежу и слушаю звуки льющейся воды, шкварчение чего-то жареного, и тихую низкую песню. Судя по голосу, поёт Кир.

Всю ночь сквозь сон, я чувствовала их прикосновения, и поглаживания. Ощущала два крепких тела, что прижимались ко мне, а поняв, что рядом пустота, проснулась.

Разглядываю незамысловатый интерьер спальни. Огромная кровать, на которой я лежу, укутанная в тонкое покрывало. Напротив большое окно, неплотно зашторенное, и на пол падает полоска света. Высокий потолок со встроенными светильниками. Белый матовый. Рядом шкаф-купе. И пара стоек-вешалок, на которых навалены вещи. На полу мягкий ковер. Всё темное. Стены серые, постельное бельё черное, шторы тоже тёмно серые, только ковёр молочного света. Холостяцкая берлога.

Встаю, закутавшись в покрывало. Тело всё ломит. Не привыкло оно к таким физическим нагрузкам.

Тут же на полу натыкаюсь на свои остатки белья, чулки и туфли.

Как я поеду домой?

Бреду по коридору на запах пищи, и самое главное кофе. На полпути дорогу мне преграждает вышедший из ванной бодрый и свежий Саша.

— О, конфетка, с добрым утром! — он улыбается мне, обнажая ровный ряд белых зубов. На нем только брюки, и загорелая кожа на подтянутом торсе блестит капельками воды. Тут же давлю в себе желание слизнуть, их, и дотронуться до искусно вырисованного солнца. Это наваждение когда-нибудь закончится? Прямо раздражает меня такая реакция.

— Доброе, — вздыхаю я, и захожу в ванную, закрываю дверь.

Смотрю на себя в зеркало, и не узнаю эту потрепанную, но вполне счастливую женщину. Глаза блестят, искусанные губы алеют. Это что? Доза качественного секса так влияет?

Я расчесываю волосы рукой и заплетаю в косу, и бросаю взгляд на шею, и столбенею. Перевожу глаза ниже, разворачиваю покрывало, и моё изумление только крепнет. Вся моя кожа, белая нежная, во всех местах, вся в засосах, укусах, точках синяков. Звери. Мне же теперь минимум неделю, ничего открытого не надеть, пока эти следы исчезнут, и при Вове тоже надо с осторожностью ходить, а то, как закатит истерику.

Я умываюсь, чищу пальцем зубы. Оттягиваю момент когда встречусь, с ними обоими разом. Вот стесняюсь я. И по фиг, что было вчера, сегодня стесняюсь. Была бы возможность, вообще бы смылась, да только не одежды, не телефона.

— Зеленоглазая, харе плескаться, шуруй завтракать, — Кирилл заглядывает ко мне в ванную. Я прячу глаза.

Он тоже по пояс раздетый, в одних спортивных штанах, поигрывает своими бицепсами, и татуированной грудью светит, и мне тоже очень хочется его потрогать. И поэтому я не смотрю на него. Всё хватит. Вчера был предел моей толерантности, больше ничего такого. Отметим галочкой как небольшое приключение, и забудем.