— Ну и ну! — восторженно выдохнул я, ещё не очнувшись от впечатления. — Поздравляю выпускницу. Чем порадуете старого учителя?

— А вот, например, — лукаво глядя, она подала аттестат. Я взял его, раскрыл. Лебедева Анжелика Максимовна, родилась, окончила, показала знания. Напротив каждого из предметов красовались аккуратно выведенные «отлично». С невольным уважением я вернул аттестат девушке.

— В честь золотой медалистки тур вальса, соблаговолите, ваше величество?

— Соблаговоляю, но сначала в буфет, — потребовало величество, — умираю, хочу пить.

Под музыку мы прошли сквозь гирлянды воздушных шаров, свернули в буфет. Здесь плавал подкрашенный софитами лирический полумрак и приглушённо звучало танго. Мы сели за столик, нам принесли на подносе лимонад, два бокала с шампанским и нарезанные фрукты в вазе.

Мы чокнулись краешками бокалов.

— Не звенит, — удивилась Лика.

— Это же шампанское, госпожа отличница. В нем много пузырьков воздуха, а воздух плохо проводит звук.

— Сергей Александрович, — укоризненно улыбнулась Лика. — С физикой теперь покончено на всю оставшуюся жизнь.

— Кстати, о жизни, — я преподнёс ей за хвостик половинку груши. — Какие планы строите? Замуж, как я понимаю.

— Замуж Тамара Силуянова выходит, — сообщила Лика. — Ждут, когда ей восемнадцать исполнится. Нет, я хочу учиться, — она посмотрела на меня прямо. — В Москве.

— Ну, что ж, — сказал я весело. — Значит, встретимся.

— Я надеюсь, — сказала она очень серьёзно.

— А что Андрей Мухряков? Что-то его не видно, — спросил я, чтобы ликвидировать возникшую паузу.

— Как, вы разве не знаете? — удивлённо спросила она, — у Андрея отец же пропал.

— Что значит пропал?

— Не вернулся из шахты. Его уже сутки в забое ищут.

— Вот как? — я насторожился. — А что могло случиться на шахте?

— Я не знаю точно. Какая-то авария. Андрей только получил аттестат — и домой, у него там мать одна.

Мы помолчали. Танго закончилось высокой звенящей нотой, и через минуту за стеной, в зале, зазвучал вальс.

Лика подняла на меня глаза:

— Вы мне обещали танец.

— Это вы мне обещали вальс, королева, — поправил я её, вставая из-за стола.

Мы прошли в зал — здесь было ещё больше софитов, цветов, воздушных шаров. Вальс был упоительным. Глядя на красивые пары, я пожалел, что в моё время танцы в школе не были, как сейчас, обязательным предметом. Я вывел Лику за руку в круг танцующих, и она медленно подняла

на моё плечо руку в белой перчатке.

Внезапно софиты погасли, и музыка смолкла.

— Что это? — тихо спросила Лика.

Кто-то рядом щёлкнул зажигалкой и крикнул в темноту:

— Эй, хорош прикалываться! Врубай музу! — Я узнал голос Гарика Шустрова.

В зале послышался свист, и замелькали огоньки других зажигалок.

— Ребята, — раздался мегафонный голос Эльвиры, — в посёлке авария. Нигде нет света. Потерпите немного и мы всё уладим.

— Братва! — снова заорал Сашка, — Звучок есть у кого? Вжарь!

В притихший зал снова ворвалась музыка, и огоньки зажигалок закружили вокруг нас.

— Подожди минутку, — шепнул я Лике, осторожно снимая с плеча её руку.

— Я с вами, — отозвалась она.

Мы пробрались к выходу и, миновав тёмный вестибюль, оказались на улице. Нас встретила прохладой и сумраком июньская белая ночь. Вдали, за посёлком, стояло зарево. Всполохи пожара беззвучно мечась над чёрными контурами домов, жадно лизали небо. Где-то в центре завыла пожарная машина.

В кармане заверещал комп. Я достал его и набрал код доступа.

— Сергей, ты сейчас где? — закричал в трубку Шатохин.

— В посёлке. Что у вас там за пожар?

— Пожар не у нас. У шахтёров подстанция горит. Причин мы пока не знаем, но горит красиво.

— А чего ж ты тогда мобилишь?

— ЧП в зоне. Радостин просил тебя разыскать.

— Что стряслось, Коля? — спросил я, холодея.

— Приезжай. Сам всё увидишь.

Я выключил комп и убрал обратно в карман. Лика смотрела на меня, зябко обняв руками свои голые плечи.

— Уезжаете? — спросила она, — а как же я?

— Это очень срочно. И очень важно, — я постарался ободряюще улыбнуться. — Ты же знаешь.

— Я знаю, но я так вас ждала, — голос у неё задрожал. — Мы даже не потанцевали…

В глазах у неё и в горле встали слёзы, и она замолчала. На её лице лежал красный отсвет, в каждой жемчужинке диадемы горело пламя пожара.

— Я столько ждала этого дня…, - тихо повторила она, — этого вальса…

— Да, совсем забыл, — спохватился я, засовывая руку во внутренний карман и нащупывая мини-