Шрифт:
Несмотря на то, что между фантазией и воспоминанием существует сущностное различие, и первое здесь определяется как модификация нейтральности, тогда как второе полагает интенциональный cogitatum как действительно прошедшее, коррелят Я в этих реактуализациях функционирует, соответственно, «присутствует» одним и тем же способом (Hua XIII, 319). Я при этом служит животелесной точкой ориентации и исходной точкой внимания (Hua XIII, 301). Отсюда функция живого тела оказывается необходимой: оно находится в единстве целостного первичного опыта и неотделимо от этого опыта (Hua XIII, 334).
Соотношение между Я как тождеством реактуализующих актов и Я как точкой исхождения актов следует рассматривать как вложенность друг в друга: хотя между ними обнаруживается не-совпадение, они не могут быть отделены друг от друга. Они удерживаются друг за друга и друг друга подразумевают [29] .
В дальнейшем я хотел бы показать, насколько тесно переплетаются между собой различные моменты живой телесности, сознания времени и понятия Я [30] .
29
Хиазматическое отношение между телом и сознанием, между духом и природой у Гуссерля – правда в другом контексте, а именно в контексте отношения между касанием и потроганным (Ber"uhrtwerden) – было, как известно, отчетливо показано в работе Мерло-Понти Философ и его тень (Мерло-Понти, 1960) [см. Мерло-Понти. В защиту философии / пер. с фр. И. С. Вдовиной, М., 1996, С. 141].
30
По поводу этого здесь вспоминается, что тот же самый принцип конструирования сознания Я предполагает сознание времени как его сущностный момент (см. С. 29).
В свете выше представленного толкования, которое по-новому артикулирует отношения между двумя пониманиями Я, теперь мы обратимся к уже процитированному фрагменту из текста, которое касается удвоения Я: «в этом Я настолько удивительно то, что оно не только было, но даже в точке Теперь может помещать себя в “было” и в этом удвоении может осознавать свое тождество» (Hua XIII, 318).
Сознание существующего в потоке времени тождества Я, которое синтезирующе объединяет многообразные и разделенные во времени cogitationes, проходит собственно как удвоение Я, разыгрывающееся в воспоминании. В тексте 1934 года становится очевидным, что удвоение Я или наложение Я актуального и припоминаемого происходит в живом теле – в теле, которое признается точкой центрирования всех действий.
«Так в чем состоит пресловутое наложение Я, “Я-полюса”? Попробую теперь сказать: это не что иное, как животелесное центрирование всех “действий” в двойном смысле. В воспоминании я говорю о самоотождествлении или о тождественности Я-полюса, так же и в фантазии» (Hua XV, 642).
Со своей стороны живое тело может конституироваться как тождество только благодаря синтезу ретенции: «Однако не является ли ретенция (на примордиальном уровне) прежде всего непрерывной модификацией, в которой живое тело и телесное центрирование находятся в постоянном модифицировании и при этом накладываются друг на друга? При этом живое тело остается тем же самым, тождественной точкой отнесенности актов, нулем ориентации» (Hua XV, 643). Через ретенцию в жизни сознания остаются «следы» прошедшего опыта, который можно охарактеризовать как животелесный.
Синтезирующая функция сознания времени таит в себе, соответственно, многообразие потоков сознания, которые через воспоминания могут вновь быть приведены к данности. В отношении этого многообразия потоков сознания Гуссерль говорит не только об удвоении Я, но и о бесконечной множественности Я:
«Я не только есть и не только живу, но в моей жизни осознается и одновременно отражается второе Я и вторая цельная жизнь Я, а именно она реактуализуется в моих воспоминаниях в настоящем. И мало этого, не вторая жизнь, а бесконечность такой жизни, поскольку прошлое – континуум, и каждой точке прошлого, согласно воспоминанию, принадлежит другое реактуализуемое настоящее с реактуализуемым Я и жизнью Я» [31] (Hua XI, 310).
31
Подобное выражение мы находим уже в Идеях I: «Каждый акт имеет свою форму cogito и в определенном смысле “свое Я”» (Hua III/1, 76). Такое умножение Я никак не компрометирует, по мнению Гуссерля, тождество Я: «Но всякий раз Я непрерывно проходит сквозь все эти репродукции как тождественное – это тождественно мое Я […]» (Hua XI, 311).
По моему мнению, в этом переплетении живой телесности, сознания времени и жизни Я нет двойственности значений, и именно поэтому гуссерлевский проект и его парадигматическая верность самим вещам так захватывают.
Через анализ пассивного синтеза выше описанное переплетение живой телесности, сознания времени и жизни сознания далее углубляется прежде всего в том, что касается значимой роли аффицирования. Если внимание, которое господствует в различного рода cogitationes, a priori предполагает аффицирование, как можно отделить Я, которое определяется через внимание, от живого тела? Может ли аффицирование проявляться без живой телесности?
Глава II. Трансформация понятия Я в свете пассивного синтеза
1. Напряжение и взаимосвязь между статической и генетической феноменологией
Феноменология Гуссерля не ограничивается статическим анализом корреляции ноэзиса и ноэмы, корреляции, которая исследуется в рамках трансцендентальной сферы (ставшей возможной средствами эпохе). Где-то с 1915 по 1917 годы [32] открывается новая феноменологическая область исследования: генезис трансцендентального сознания. Такое открытие ведет к трансформации понятия Я, поскольку определение Я как Я-полюса в свете генетического способа рассмотрения слишком абстрактно.
32
Не так давно Бернет пришел к выводу, что прорыв к генетической феноменологии произошел не в Лекциях по трансцендентальной логике зимнего семестра 1920/21 (Hua XI), а в Бернаусских рукописях (Bernet, 2001, XLVI). Рукописи Исследования структуры сознания (A VI 12 1), недавно опубликованные в XXXVIII томе Гуссерлианы, могли бы быть полезны для того, чтобы точно определить момент возникновения генетической феноменологии (прим. перев.: На момент выхода книги Микали (2008) была опубликована только малая часть Исследований структуры сознания. Эти тексты вышли в полном объеме как Husserliana XLIII (2020)).
Статическая феноменология анализирует единство многообразия переживаний, конституирующих интенциональную предметность. Ее исходная точка в (трансцендентально редуцированном) предписанном типе предметности, который по своей форме неизменен и тем самым как раз служит путеводной нитью для анализа интенциональных переживаний:
«Я исхожу вообще из предметностей, даже идеальных, таких как понятийно-оформленные размышления, предложения математики, и спрашиваю, как может выглядеть сознание о них, как возможно многообразное сознание о них, и как они соразмерно сознанию «конституируются» самоданными» (Hua XIV, 40).