В этот момент глаза мужа сверкнули. У меня перед глазами жизнь пронеслась звенящим и стучащим локомотивом, стоило мне встретиться с ним взглядом.

— Говорит, отдавай жениха! — невозмутимо продолжил Леший, раскладывая поганки в короб.

— Во-первых, это не мой жених! — заметила я, понимая, что из-за меня у Лешего и так руки по локоть в снегу. Замело его избушку, что выбраться не мог. — Это Настенькин! Я к Ванечке не имею абсолютно никакого отношения! Ни прямого, ни косвенного, ни любовного!

— Мы тебя обыскались, — оправдывался Буран. — День нету. Думаем, подождем! Два нету! Уже по лесу спрашивать начали. Никто тебя не видал! Воробьи видали, как ты в угодьях Лешего бродишь! Третий день нету! Мы в деревню! Все перепугали, но тебя и там нет! Вот и позвали Елиазарушку. Сами-то мы не справимся!

— Зол я на тебя, Леший, — послышался голос. А меня внезапно чувство гордости взяло. Вот так взяло и… взяло! — Мало того, что девку в лес заманил, так еще и удерживаешь!

— Да никто никого не удерживает, — проворчал Леший. — Белок обратно проиграла, и пущай идет! Только конфеток на дорогу пусть возьмет! Раз девка теперь твоя, вот и следи за ней! Пущай по лесу не шастает! Сам знаешь, не все рады снегурку встретить! А то девка вон какая красивая. Может, я ее для себя присмотрел!

Леший лукаво подмигнул мне!

— Семен Семенович! — ужаснулась я.

— Да шучу я, шучу! Жена у меня есть, будь она неладна! — проворчал Семен Семенович. — Вместо леса — каланхоэ на балконе! Вот тебе и весь лес! А у меня медведь проснулся в лесу! Я по новостям, как увидал, что медведя видели, так сразу в лес. Еле убаюкал! А то не спится ему чей-то! Приснилось, что? Никак не пойму!

— Я тебе сейчас весь лес выморожу! — пригрозил Карачун, глядя страшным взглядом. За ним полз холод, покрывая изморозью стены и пол.

— А я зверей попрячу! — заметил Леший, становясь напротив него. Оконце лопнуло, а ели потянули свои зеленые лапы в сторону моего мужа.

— Я тебе избу в лед закую! — пригрозил Карачун, сурово глядя на лешего из-под кустистых бровей. Семен Семенович плюнул и обернулся в какую-то жуткую корягу, вырастая до размера Карачуна.

— Ты до Яги не доводи! — заметил Леший, а нас чуть не приморозило и не истыкало воинственными иголками.

А тут еще и Яга есть? Ничего себе!

— Прошу вас, прекратите, — бросилась я, чувствуя, что конфликт нарастает и вот — вот выльется боком людям.

Я бросилась к Елиазару, схватила его за руку и стала гладить.

— Хватит, хороший мой, — причитала я совсем, как Настенька. Хотя, до Настеньки мне еще учиться и учиться. — Сердце мое, заклинаю, успокойся… Милый, не надо!

Словарный запас ласковых слов скуднел, пока я смотрела в суровое лицо, глядящее на Лешего в упор. Мою руку сжали, пока я гладила ее, в надежде предотвратить скандал.

— Прошу тебя, Елиазарушка, — причитала я, чувствуя, что меня гладят, но скандал не заканчивают.

И тут я осмелела и… поцеловала его руку, прижимая к своим губам. В этот момент серые глаза удивленно посмотрели на меня. Мороз, который уже трещал в избе перестал трещать. Ветки ели, вызванные Лешим вылезали обратно.

— Ванечку моего! — взмолилась Настенька, падая на колени перед Карачуном. Она взяла его руку. — Морозушка, батюшка! Вызволите Ванюшку моего! Жизни без него не вижу! Спаси, батюшка, помоги!

И тут я почувствовала такой укол ревности, что прямо зубы свело! Нет, ну надо же!

Взгляд Елиазара с гневного сменился на спокойный и холодный. Я ревниво смотрела, что руку он не выдернул!

— Провинился твой жених. Пусть до весны медведем ходит, — изрек Карачун, глядя на Настеньку. — А там, как снег сойдет, так человеком и станет. И впредь ему наука будет.

— Как же я без него жить буду! Кто мне дрова наколет? Кто сарай подопрет? — взмолилась Настенька, заглядывая в глаза Елиазару.

Во мужик пристроился! Дрова поколол, сарай подпер и все! Свободен, как плевок в полете!

— Да не реви, девка, — послышался голос Елиазара. У меня прямо внутри все вознегодовало.

— Свет очей моих, — умоляла Настенька, всхлипывая и вжимаясь в полог чужой шубы. — Батюшка… Замолви за Ванюшку словечко… А то пока медведем ходить будет, пристрелят ненароком! Что я тогда буду делать?

Дальше шел такой поток любви, что меня чуть не унесло из избы.

— Ладно, подумаем, — послышался милостивый голос Карачуна. Значит так, да? Что-то внутри меня убеждало меня, что я тут единственная, способная розовыми соплями лед растопить, а тут, оказывается, любая может!