– Пока придется оставить как есть, - Яков заложил блокнот ручкой и сунул его в карман. Мы одновременно достали сигареты.

– Постойте-ка, - вдруг оживился Староверцев.
– Есть тут у нас еще один: Черновцов, сын тетки Мани. Он иногда помогает ей убираться в музее.

– А почему вы о нем говорите?
– спросил Яков, держа зажженную спичку.

– О нем вообще много говорят в Дубровниках - он далеко не праведник.

– Хорошо, - сказал Яков, прикуривая.
– Спасибо, мы проверим.

Мы вернулись в отделение. В коридоре, у двери в нашу комнату, стояла обычная садовая скамья. Сейчас на ней, нахохлившись, как воробьи, попавшие под дождь, сидели рядышком Оля и Саша. Мне показалось, они о чем-то спорили.

Яков кивнул Оле:

– Заходите.

Насколько Афанасий Иванович постарел за это время, настолько Оля, если это уже возможно в ее возрасте, помолодела. Перед нами сидела не грациозная девушка, сознающая свою привлекательность, а испуганная, провинившаяся школьница. Она и хлюпала-то носом совсем по-детски, как никогда не будет плакать взрослая женщина.

– У меня к вам только два вопроса, - добродушно проворчал Яков. Вечером, в день убийства Самохина, вы заходили в гостиницу?

– Да, - прошептала она, комкая платок.

– Не слышу, громче. Чего вы боитесь?

– Да, заходила.

– Ну вот, ведь можете!
– деланно обрадовался Яков.

Оля улыбнулась.

– И второй вопросик: зачем вы туда приходили? Погромче!

– Книгу хотела забрать, я ее забыла на дежурстве.

– Прекрасно! С вами так приятно разговаривать, что невольно хочется продлить беседу. Придется спросить вас еще кое о чем, вы уж не обижайтесь.
– Яков помолчал, побегал глазами по стенам, а потом брякнул: - А какую книгу? Название, автор?

Оля молчала, готовясь зареветь уже в полную силу.

– Неужели не помните? Не может быть.

– Помню.
– Она собрала все свои оставшиеся силенки, подняла голову и отбарабанила: - "Три мушкетера" Александра Дюма.

– Отлично! Ну вот и все, - тоном детского доктора ворковал Яков. Видите, совсем просто. Можете идти дочитывать своих мушкетеров. Идите, голубушка, идите.

Яков проводил ее до двери, выпустил и поманил пальцем Сашу.

Разговор с Сашей не получился. Он был сдержан, долго обдумывал ответы. Яков тоже был сдержан, собран, предельно внимателен, но не очень тактичен.

– В день убийства Самохина, вечером, вы были у Староверцева, так?

Саша молча кивнул.

– Мне повторить вопрос? К сожалению, ваш ответ нельзя зафиксировать.

– В день убийства Самохина, вечером, я был у Афанасия Ивановича Староверцева. Это могут подтвердить

– Воронцова Ольга Алексеевна была с вами?

– Да, - монотонно пробубнил Саша.
– Ольга Алексеевна Воронцова была с нами.

– Она никуда не отлучалась, скажем, часов около восьми?

– Около двадцати часов московского времени Ольга Алексеевна отлучалась. Она ходила в гостиницу за забытой там книгой.
– Саша быстро приходил в себя.

– За какой?

– Может быть, - не выдержал я, - может быть, за "Черной перчаткой" Одоевского?

Саша молчал.

– В каких отношениях вы находитесь с Воронцовой?
– грубо спросил Яков.

– В хороших!
– разозлился Саша.
– Вас устраивает такой ответ? Или нужны подробности?

Яков положил перед ним перчатку и копию записки.

– Ну и что?
– нагло спросил Саша.

– Записка, засунутая в эту перчатку, лежала под трупом Самохина. Это ваш почерк - вот акт экспертизы и ваши отпечатки пальцев.

– Ложь!
– вскинулся Саша.
– Там нет никаких отпечатков, я писал записку в перчатках.

– Объясните, что это значит?

– Да ничего не значит, просто валял дурака.

– Неплохое развлечение, гимнастика для ума, да?

– А вы что, никогда не валяете дурака? Тогда мне вас жаль.

– Не валяю, - отрезал Яков.
– Потому что я и так слишком часто имею дело с дураками. Все, все, идите.

Выходя, Саша едва сдержался, чтобы не хлопнуть дверью.

– Это не он, - сказал Яков, едва за Сашей закрылась дверь.
– И говорить с ним сейчас бесполезно: он изо всех сил старается выручить Олю, а врать не умеет, и потому наколбасит так, что и сам запутается, и наши бедные головы вконец задурит.

– Самохин недавно из заключения, - напомнил я.
– Так что не исключена, положим, месть. Или дружки, или пострадавшие - такие случаи тоже бывают: сочли, например, наказание слишком мягким. Это придется проверить.

– На всякий случай я уже наводил справки: его преступление не исключает такой возможности.

– Будем считать это первой версией? Хоть что-то соберем.

– А второй - этот мушкетер все-таки. Эх, если бы не его алиби.

– Нет у него никакого алиби, - буркнул я.
– Он тоже отлучался. Сразу же, как только Оля вернулась.