– Насколько вообще вероятно, что Оболенский исчез из своих комнат? Есть какая-нибудь реальная основа для возникновения такой легенды?

– Я интересовался этим. В одном из писем графиня прямо говорит, что она в ужасе и не понимает, что именно могло произойти с ним.

– Я слышал, здание музея и флигель каким-то образом связаны между собой?

– Сейчас нет. А когда-то их соединяла оранжерея. Афанасий Иванович давно включил в план работ ее расчистку, но у нас все руки не доходят.

Яков снова выглянул в окно и позвал Олю. Когда она пришла и скромненько села рядом с Сашей, мы провели с ними "воспитательную работу". Уверен, они до свадьбы не забудут этой головомойки.

Истошный вопль Староверцева мы услышали еще на улице.

– Ноги моей больше не будет в этом бандитском гнезде!
– кричал Афанасий Иванович.
– Я взорву его! Сожгу собственными руками! Я развею его грязный пепел по ветру!

– Принеси воды!
– сказал мне Яков.
– Не ори, дурак!
– рявкнул он на Староверцева.

Тот вздрогнул.

– Извините, я забылся, - он жадно пил воду.
– Извините, пожалуйста.

– Это вы меня извините, - улыбнулся Яков.
– Другого способа для таких случаев я не знаю - у вас истерика.

– Что там, право, - слабо отмахнулся Староверцев, приходя в себя.
– В вашей характеристике моих умственных способностей очень, очень много справедливого.

– Так что же случилось?

– Вы же знаете, музей сейчас закрыт. Но тем не менее кто-то взломал дверь моего кабинета. Я бы сказал, топором, если бы был уверен.

– У вас хранится там что-нибудь ценное?
– спросил Яков.

– Если вы имеете в виду материальные ценности, то ничего подобного! Там документы, научные разработки сотрудников и подобное тому.

– Пойдемте посмотрим.

Дверь была взломана грубо, непрофессионально. Но в комнате сохранился относительный порядок - я ожидал худшего.

– Посмотрите, что пропало, - Яков пропустил Афанасия Ивановича, мы остались в дверях.
– Осторожно, осторожно, старайтесь ничего не трогать. Письменный стол у вас запирается? Тоже взломан? Ну что?
– спросил он через некоторое время.

– Странно, - вздохнул Афанасий Иванович, устало опускаясь в кресло. Кажется, все на месте, но кто-то посторонний все-таки был, что-то искал.

Яков вошел, бегло осмотрелся и остановился у сейфа.

– Ключи у вас?

– Да, да, - поспешил Староверцев.
– Вот они.

– Откройте и посмотрите.

– Здесь вообще порядок.

– Так, так, так, - проговорил Яков.
– Был, искал, но, - он поднял палец, - но очень осторожно, будто не хотел, чтобы догадались, что именно искал, да? Дверь-то он изуродовать не постеснялся.

– Да, да, именно так и мне показалось. Вещи на своих местах, но заметно, что их трогали.

– Вы уверены, что ничего не пропало?

– С абсолютной уверенностью сказать пока не могу.

– Я тоже, - хмуро заметил Яков, снимая телефонную трубку.

После того как он вызвал эксперта, мы еще раз внимательно осмотрели музей, правда, без особых результатов, и вышли на заднее крыльцо.

– Это, видно, та самая "галдарея", о которой говорила тетка Маня? спросил Яков.

– Вы правы - это галерея, - поспешно ответил Староверцев.
– Она была построена над оранжереей. Та уже давно заброшена, ею много лет не пользуются. По преданию, она связывала дом с флигелем, где граф держал своих... м-м-м... наложниц. Он проходил к ним среди диковинных цветов и, видимо, считал это очень романтичным.

– Так, так, так... Ну что же, - неопределенно высказался Яков.

– Товарищ Щипцов...

– Щитцов, - поправил Яков.

– Ох, простите, у меня очень плохая память на имена, - смутился Староверцев.
– Скажите, пожалуйста, когда все это кончится?

– Скоро, - неожиданно ответил Яков.

Темнело. Яков включил свет, сладко потянулся и повалился на кровать.

– Ты бы хоть ботинки снял, - возмутился я.

– Они у меня чистые, не видишь?
– возразил Яков. Он поставил на круглый живот пепельницу (консервную банку), сунул в рот папиросу и заложил руки за голову.

Я был рад, что он оставил Сашу в покое. Тем более что Яков не из тех, кто легко и быстро признает свои ошибки. Но рассчитывать, что он скажет об этом вслух, не приходилось.