Так, в книге писателя Н.Ф. Варгина сохранились следующие воспоминания И.К. Кожанова о его работе в Токио, относящиеся к 1931 г., когда тот уже являлся начальником штаба Морских сил Балтийского моря: «Как-то весной члены Реввоенсовета попросили бывшего военно-морского атташе рассказать командному составу о Японии и её флоте. Зал был переполнен. Интерес к вопросу — огромный.

— По должности своей два с половиной года в пределах возможного изучал Морские силы нашего дальневосточного соседа. Доводилось мне кое-что наблюдать и ранее, во время службы во Владивостоке в двадцатые годы. Только что окончилась Гражданская война, японский экспедиционный корпус был вынужден убраться с нашей земли, но японские военные корабли ещё долго вели себя как оккупанты, а мы не располагали тогда необходимыми Морскими силами, чтобы поставить их на место. Действовать приходилось лишь дипломатическими средствами.

Он поделился своими впечатлениями о японском военном флоте, его организации, об офицерах и матросах.

— Представьте себе японского офицера на берегу. Какой-то увалень. Идёт с зонтиком. Ничего военного. А на корабле—любо посмотреть: подтянут, энергичен, властен, дело знает прекрасно.

Начальник штаба очень тонко дал почувствовать аудитории необходимость каждому быть на корабле достойным своего положения и примером для подчинённых. Рассказывая о быте японцев, он привлёк внимание к особенностям их национального характера, трудолюбию, аккуратности, подчеркнул значение традиций, держащих в плену миллионы людей.

— Вот, видите? — Он поднял над головой кривой японский кинжал, подаренный ему одним офицером. — Таким оружием самураи делают харакири.

Надолго за паи пилась кронштадтцам встреча с бывшим атташе.

— Вполне современный флот, с высокой организацией службы и прекрасным личным составом. — Кожанов и Стасевич (Павел Григорьевич, в 1931 г. — помощник начальника штаба МСБМ. — Авт.) шли к Морскому собору, около которого они жили в маленьких деревянных домиках. — Многому у японцев можно поучиться.

— Кто знает, — в раздумье говорил Стасевич, — не столкнёт ли нас с ними в будущем судьба на полях и морях войны?

— Ты коснулся громадной и сложной проблемы. Все будет, думаю, зависеть от общей международной обстановки, от нашей экономической и военной силы, — отвечая другу, проговори! Кожанов» 375 .

В свою очередь, и японские офицеры имели возможность побывать в советских воинских частях. Например, в 1934 г. группа японского военного атташата в Москве с разрешения наркомвоенмора К.Е. Ворошилова посетила закрытую ВМБ Севастополь и корабли Черноморского флота, который к тому времени возглавил всё тот же И.К. Кожанов. Вот как описывал этот визит бывший корреспондент газеты «Красный Флот», капитан 1-го ранга И.А. Ананьин: «Как-то чётом в Севастополь прибыли японские морские офицеры. Штаб бригады в это время находился на крейсере “Червона Украина". Получив указание принять гостей, комбриг приказал накрыть для них стол в салоне командира корабля. На “Червоной Украине” в отличие от “Красного Кавказа” салон находился в надстройке по правому борту сразу же за батарейной палубой.

Японцы прибыли примерно за час до обеда. Командир корабля обошёл с ними крейсер и пригласил откушать. В это время началась сухая приборка. И вот краснофлотец, подметающий палубу над салоном, видит, что из иллюминатора высовывается чья-то голова, и не просто высовывается, а ещё крутится влево и вправо. Краснофлотец, думая, что это командирский вестовой демонстрирует отсутствие морской культуры, решил проучить нарушителя. Изловчившись, он схвати! его за чуб и голикам слегка стукнул по физиономии. Грубая, но поучительная шутка. И вот, когда удар был нанесён, краснофлотец, взглянув в лицо нарушителю, похолодел от ужаса. Это был японец. Самое интересное, что пострадавший об этом случае не обмолвился ни словом, а блюститель морской культуры по понятной причине также постарался о происшествии умолчать. Узнали об этом совсем случайно и много времени спустя.

Вероятно, любопытные гости, оставшись в салоне одни, решили рассмотреть, что из себя представляет рейд и какие корабли на нём стоят, а поскольку подобное обозрение не было предусмотрено программой, шлепок по носу был воспринят как должное и скрыт. Присутствовавшие в салоне на обеде утверждали, что все японские офицеры были веселы и, прощаясь, благодарили за гостеприимство» 376 .

А 16 декабря того же года военно-морской атташе Японии капитан 2-го ранга Майеда совместно с помощником военно-морского атташе Германии Кребсом смог побывать с визитом и в Ленинграде, в ВМУ им. М.В. Фрунзе377, где их принимал начальник училища А.Н. Татаринов378.

По мере дальнейшего усиления агрессивного, антисоветского курса Японии даже относительно небольшие военные контакты, а также торговля между ней и Советским Союзом практически полностью были свёрнуты. Вместе с тем, даже при отсутствии торгового договора между СССР и Японией, подготовка которого была начата только в начале 1940 г., Торгпредство СССР в Токио 18 сентября 1936 г. заключило с японской судостроительной фирмой «Мацуо-Докъярд» договор на постройку трёх пароходов — «Большевик», «Комсомолец» и «Волочаевец» — на общую сумму 2 млн 535 тыс. иен. Однако, несмотря на аванс в размере 1 млн 647 тыс. 750 иен, выплаченный в период с 15.10.1936 г. по 25.01.1938 г., фирма свои обязательства по сдаче судов к 1 марта 1938 г. не выполнила379.

Тем не менее, в апреле 1941 г. советская сторона продолжила налаживать торговые связи с Японией и, в частности, согласилась закупить у неё шёлк на сумму 3 млн иен380.

Кроме того, в начале октябре 1940 г. советская и японская стороны успешно контактировали по поводу захода в северосахалинский порт Оха нефтеналивного судна «Зримо» ВМС Японии381.

Все вышеперечисленные контакты, а также ответственная служба и работа советских военных и дипломатических представителей в разное время в Японии, среди которых были и такие разведчики, как первый секретарь посольства СССР в Токио полковой комиссар А.Б. Асков (1933—1937), генконсул в Кобе П.П. Краузе (1934—1938), временный поверенный в делах СССР П.П. Мельников (1931), военный атташе комдив И.А. Ринк (1932—1937), корреспондент газеты «Известия» В.Г Ромм (1930—1936)382 и др., большинству из них впоследствии органы НКВД СССР «зачли» в послужные списки, квалифицировав их как «агентов японской разведки».