От его слов по телу пробегает легкий озноб. Я обхватываю себя руками и слышу:

— Мы должны быть наготове, Кэсс. Я не хочу нагнетать, но…

— Я знаю, — поднимаю на него свой взгляд и тут же добавляю: — Обратной дороги нет.

Он удручённо кивает.

Ещё несколько минут мы наблюдаем за тем, как кипит жизнь за стенами старых, поникших ворот, где у каждого она идёт своим чередом и принимает те или иные повороты. А затем возвращаемся внутрь, приняв последствия от собственных решений и тот путь, что в итоге стал нашей собственной дорогой.

— Все в порядке? — интересуется Лин, как только мы входим в старую часовню.

По правде говоря, здесь мне больше всего не по себе. Наверное, потому что именно в этом месте тогда все и случилось. Кажется, я по-прежнему помню тот удушающий запах отчаяния пленённых душ и…запах собственной крови, что была на руках подруги.

Мотнув головой, отгоняю неприятные видения, и сосредотачиваюсь на открывшейся перед нами картине.

Ребята отлично поработали.

Все стены исписаны рунами цинь — дарующими свет во тьме, а также плетёными иероглифами, что необходимы для соединения с оболочкой граней. Сосуд, в виде старой магической шкатулки, за которой нам не так давно пришлось ехать на окраину города, стоит в центре очерченного белого круга, контур которого подведен чёрной пылью, состоящей из угля и полыни. Повсюду расставлены чёрные свечи с белыми символами, предназначенными для укрепления связи и сдерживания потусторонних сил. Их запах просто напросто не позволит проникнуть извне тому, что способно поглотить наш мир. Проще говоря, очередным тварям хаоса.

— Барьер установлен, — оглядевшись, отвечает Айен, добавив: — Вы прекрасно поработали.

Ойен кивает, отряхивая руки.

— Вы тоже.

— Сколько у нас ещё есть времени?

— Осталось десять минут, — произносит Сайви, отвечая на мой вопрос.

— Хорошо.

Я киваю, а затем снимаю пальто. После чего достаю из сумки цепочку с кулоном и кладу её в небольшую серебрёную чашу, стоящую в ещё одном маленьком круге, что перечерчен крест накрест.

Мы четверо садимся на пол на расстоянии друг от друга, не касаясь линий круга. После чего одним заклинаем, произнесённым вслух, я зажигаю факелы, некогда прикреплённые к стенам. Они тут же вспыхивают ярким пламенем, от которого появляются отблески теней, что играют на наших лицах.

На улице уже давно зажглись фонари, поскольку из-за плотного тумана видимость изрядно снизилась. Однако сейчас он рассеялся. Небо окрасилось в темно-синий, с проблесками чёрных клякс, затерявшихся в его уголках. А Луна…она наконец-таки вышла из своего укрытия, явив собой отражение идеального голубого круга, сверкающего во тьме.

— Пора, — отводя взгляд от разрушенного наполовину окна, откуда предстаёт завораживающая панорама, произносит Ойен.

В груди извивается странное чувство дежавю. Кажется, после подобных слов мы всегда влипаем в неприятности, из которых после становится весьма проблематично выбраться. Однако выбор произведён, словно точный, научный расчёт.

Время начинает свой ход.

Я сглатываю, а затем чашу с кулоном заливаю водой, пока камень полностью не окажется под её прозрачной гладью.

Лин следует за мной и неторопливо добавляет листья оникса. Стоит им коснуться воды, и они вспыхивают, словно маленькая искра пламени прокатилась по их поверхности. Секундой позже они гаснут, превратившись в пепел, что спешно оседает на самом дне. Камень оказывается прямиком в его гуще.

— Отлично. Теперь ты, Кид.

Парень кивает и берётся двумя руками за чашу. Его губы едва шевелятся, однако он и звука не произносит, когда создаёт заклинание, что пробудит силу, таящуюся внутри этого камня. Ту самую энергию, что связывает две разные грани. И по мере того, как текут минуты, вода в чаше пенится, словно котелок, находящийся над костром, затем становится мутной, чернея с каждой минутой все больше, скрывая от нас блеск злосчастного кулона.

Вэйсс одобрительно кивает.

Вот она — тьма, таящаяся внутри него.

Ещё пару секунд Кидман удерживает руки на широкой ножке, а затем отпускает и переводит взгляд на Айена.

Его очередь.

Он должен оживить этот энергетический сгусток. Иначе говоря, активировать, чтобы, достав кулон и, положив его в шкатулку, благодаря которой все вокруг не утонет во мраки ночи, мы смогли бы раз и навсегда его уничтожить. И хотя делать это весьма опасно, потому что мы совершенно не знаем, как он отреагирует, Вэйсс единственный, кто может сделать это, поскольку из нас троих он самый сильный. Даже Кид признаёт его, хоть и скрытый, местами сдержанный, но талант. О профессорах я молчу. Они изрядно балуют его своим вниманием. Что временами ужасно раздражает.

Как можно быть таким глупым и несносным, но в то же время таким идеальным?..

Черт. О чем я думаю?!

«Соберись!» — мысленно кричу себе и только сейчас понимаю, что мои друзья задерживают дыхание.

Вода в чаше теперь похожа на серебристое озеро, что столь нежно опутывает дымчатый туман, рассекающий по его глади. Чёрный, едва клубящийся сгусток энергии, в свою очередь, поднимается в воздух, словно огромный мыльный пузырь.

Вэйсс едва заметно сглатывает, а затем произносит непонятную фразу. Его пальцы касаются воды, и пузырь, словно оживает. Вытягивается в разные стороны, став подобием щупалец, которые хаотично извиваются. А затем их резко утягивает обратно в кулон.

Вода резко испаряется, превратившись в пар, что тут же теряется в воздухе. А на дне… оказывается чёрный, переливающийся камень, словно вороново крыло.

Его манящие отблески завораживают, гипнотизируют, словно змеевод. И хочется невольно коснуться его, разглядеть поближе и никогда не отпускать.

Подумав об этом я настораживаюсь и поднимаю взгляд на друзей. Их лица выглядят искаженными и местами безумными, словно странный неудавшийся морок. Однако они так же быстро приходят в себя, когда Айен говорит: