— Почему мой сын не пришёл сам? — насторожился король. — Он ранен?

Посланник не знал, что ответить, но на самом деле пояснения не требовались: Нолофинвэ знал, почему его первенец не явился лично.

— Я спросил, — растягивая слова, повторил Глорфиндел, — где МОЙ отряд?

— Мне неоткуда это знать, — официальным тоном ответил посланник. — Насколько мне известно, Эктелион уже вернулся. Насчёт остальных у меня сведений нет.

— Тогда, — военачальник вытер ладонью покрытый испариной лоб, — пусть Эктелион отправляется их искать!

Воин принца Финдекано поклонился.

— Что мне передать моему командиру? — спросил он короля.

— Что его желает видеть отец. Но если неотложные дела не позволяют ему отвлечься, передай, что приказа начинать войну не было и не будет. Патрулирование улиц и границ города должно быть непрерывным и бдительным, но без кровопролития. Если принц Финдекано с первого раза это не поймёт, повтори. Многократно. Не понял — пусть хотя бы запомнит.

Аклариквет, до этого момента незаметный в углу у зеркала, еле сдержал смешок, широко улыбаясь. Глорфиндел покачал головой.

Нолофинвэ посмотрел в окно на море. На той части причала, которую было видно из гостевого дворца, совсем не осталось лодок. Но, наверно, волноваться не о чем: там же Эленнис, то есть — Эленвэ, со своими девушками. Лучшая защита от угрозы с моря.

***

Когда-то Эктелион очень любил гулять в лесу, особенно с юными эльфийками, играя для них на флейте. Менестрель умел подражать трелям птиц, поэтому его музыку всегда сопровождало их пение. Девам это очень нравилось! Среди играющей чарующими красками в сиянии Древ листвы, травы и цветов, эльфийки танцевали и смеялись.

А что теперь? Тьма, мёртвые деревья, нет ни птиц, ни музыки…

Только на иссохшей коре полоса, оставленная пролетевшей стрелой.

Сердце упало. Эктелион почувствовал всем существом: он нашел то, что искал.

Здесь не лежат мертвые тела, нет луж крови, клочков одежды или брошенного оружия. Но снова на глаза попадаются шрамы на коре.

Труба заделана, значит, Аракано выполнил задание. Где же он и его отряд теперь?

Труба заделана… Но что-то не так… Словно… Для прикрытия, недостаточно качественно, чтобы перекрыть водосток.

Эктелион обернулся и понял: его воины думают так же.

— Ломайте! — скомандовал эльф, чувствуя, как все сильнее дрожат руки. — Быстрее же! За работу!

Сквозь выламываемую заглушку водостока пробились первые солёные струи. Они становились шире, сильнее, вода полилась мощным потоком, и из трубы свесилась темно-серая ткань плаща.

Ужаснувшись, Нолдор стали вытягивать страшную находку и постепенно достали из трубы двенадцать тел с множественными ранами.

Аракано… Стрелы попали ему в грудь, живот и ногу… Он… Был еще жив, когда его засовывали в трубу.

Эктелион, смотря на распухших от воды мертвецов, с которыми вместе учился военному делу, а с кем-то даже дружил, держался из последних сил, чтобы не закричать от отчаяния.

— Надо доставить тела в город, — срывающимся голосом произнес эльф.

И вдруг заметил, что становится странно светло.

— В миле от нас подожгли лес! — закричал разведчик, отходивший осмотреться. — Бежим!

Эктелион ещё раз взглянул на мёртвого друга, на остальных воинов отряда Глорфиндела, невольно подумав, что глупость и горячность командира спасла ему жизнь, ведь если бы не ранение в стычке с Финьо, сейчас здесь лежало бы его тело.

— Бежим! Огонь распространяется быстро! Оставляем мертвых, если не хотим к ним присоединиться! Быстро! В город!

***

С юга из-за леса показались корабли. Небольшие, но быстрые. Выстроившись напротив порта Альквалондэ на расстоянии, большем, чем полёт стрелы, суда подняли паруса и застыли на месте.

— Прикажешь атаковать? — обратилась к Эленнис воительница, держа наготове лук.

— Нет. Пока не придумаем, как прорвать оцепление, ничего не предпринимаем.

— Над лесом черный дым!

— Да, Тэлери, похоже, закрыли нам пути отхода. Но это они зря, — супруга Турукано со злостью сощурилась, улыбаясь. — Когда отступать некуда, не дрогнет ни рука, ни сердце.

Счастливы без нас

Вернувшись к собратьям, Нельяфинвэ сначала молча слушал отца, когда тот кратко изложил суть произошедших событий, после чего долго давал задания, сразу пояснив, что мнение сына учитывать не намерен. Потом, опять же молча, выслушал Макалаурэ, который, как и обещал, говорил обо всем, кроме своего самочувствия, и сказанное им во многом было диаметрально противоположным тому, что говорил Феанаро.