Хватит тискать Бабутролль,

Ведь у ней тролльседина!

На волынке Дудкотролль

С Девкойтролль играй, давай!

Ну, а ты, Курилкатролль,

Троллетрубку мне отдай!»

Артаресто присоединился к танцующим, приглашая супругу веселиться вместе с ним. Толлунэль окинула взглядом хмельных гостей, фыркнула и, бросив в толпу драгоценное ожерелье, побежала в хоровод.

— Мне не нужны бриллианты, — мило произнесла принцесса, обнимая мужа, — ведь настоящее и единственное моё сокровище — это ты.

Искренне обрадовавшись неожиданной похвале, сын короля расплылся в счастливой улыбке и крепко прижал супругу, нежно поцеловав мягкие тёплые губы.

— А теперь, дорогие гости, — сказал собравшимся в зале эльфам и гномам Нолдо с арфой, когда закончилась весёлая песенка, — «Сказка про Истинного Короля».

Повисло молчание, лишь инструмент волшебно звучал, заставляя забыть обо всём, кроме музыки.

— Бывает ли доброе дело бескорыстным? — спросил менестрель пустоту, осторожно касаясь струн, отвлекая слушателей от вынесшего стул и канделябр для одной широкой свечи помощника и собиравшейся за спиной толпы в синем. — Подвиг тоже должен быть оплачен, ведь герои хотят не только книжной славы, а те, кто направляет доблестных храбрецов, мечтают об истинной власти.

Эльф с вышитым на груди созвездием Мотылька подошёл к подсвечнику и поставил на него алое блюдце с горсткой золы.

— Это был случайный ожог, — запел «Мотылёк», изображая очень многим знакомую интонацию втородомовского менестреля, — и земля ушла из-под ног.

Я — пепел, я — пепел.

Сыновья, убитые горем,

Со скалы развеют над морем.

Я — пепел, я — пепел.

Пепел — это для них навсегда,

Слишком рано погасла звезда,

Обгоревшие клочья небес…

Только я зачем ещё здесь?

Вышедший к арфисту Нолдо в венце с гербом Второго Дома с пафосной печалью развёл руками:

— Красный цветок исторгает из себя

Ядовитые брызги безудержных чувств.

Страсть, жуткая огненная страсть,

Как жгучая лава, как раскалённая стрела.

К стулу подвели следующего участника представления, в котором немногие узнали принца Карнифинвэ, но все увидели Майтимо Руссандола со скрытой бинтами рукой, висящей на перевязи, идущего с помощью эльфа в синем, волосы которого сплелись тугими косами.

— Что это? — спросил «Маэдрос», указывая на пепел, но ему тут же завязали рот и, усадив на стул, привязали к спинке верёвкой.

— Увы, — развёл руками ещё пафоснее эльф в венце, — чтобы восстановить справедливость, чтобы корону получил Истинный Король, необходим справедливый суд над твоим отцом. А так как пепел безмолвен…

— Говорить за него буду я, — поклонился «Мотылёк». — И за тебя тоже.

Карнифинвэ замотал головой, пытаясь сказать «Нет», но вышло мычание. За столами начали смеяться.

— Ты сознался в делах, за кои вам век прощенье молить, — запел кучке золы желавший справедливости Нолдо. — Мой народ милосерден, значит, тебя готовы простить.

Кайся, брат мой, во всех деяниях, 

Повтори же свои признания.

Повтори и моли в смирении

О прощении, о прощении!

Ты сознался, что в Первом Доме не чтили память отца.

Оскверняли ученья Валар и отреклись от Творца.

Манвэ трон для вас был ошейником,

Нолдор гнали с земель священных вы.

Брата бросил на растерзание

Ради власти завоевания.

Попытки «Маэдроса» возразить ничего не дали, а «Мотылёк» печально вздохнул:

— Да.

— Вала Моргот учил вас истово от зари до зари, — запела хором толпа, — чтобы чёрной своею истиной щедро вас одарить.

— Да.

— Встав на путь разрушенья мира, вы

Объявили себя кумирами.

Светлый Аман с его твердынями

Заменили своей гордынею!

— Да!

— Уподобясь отродьям мерзким,

Себе искали рабов.

— Нет! — смог освободить рот Карнифинвэ, но его снова завязали.

— Да!

— С королями вы были дерзкими,

Где же дерзость клинков?

— Да!

— Финвэ память за власть вы продали!

Дважды продали! Трижды продали!

Признавая лишь флаги красные,

Вырезали народы братские!

— Да!

— Ваши лгут летоописания, лжёте вы и теперь.

Запечатав уста лобзанием, их замкнули, как дверь.

Исказили тенгвара символы,

Ради власти родню забыли вы.