Последнюю часть фразы Парфен выкрикнул с истерическим надрывом. Еще немного — и в глазах бы действительно заблестели злые слезы.

— Дурак, — коротко охарактеризовал его поведение следователь. — Мне твоя повинная теперь — как до женского передка дверца. Что для прокурора нужно, я и так собрал уже. Но…

Олег Андреевич подался вперед, приблизив лицо к подследственному. Прервав сам себя, он некоторое время смотрел молча на Парфена, будто молчание парня было для него красноречивее любых слов.

— Сколько можно с тобой разговаривать! Почему ты о себе подумать не хочешь? Ведь, как я уже говорил, все от тебя самого зависит!

— Что вы мне реально предлагаете, — выдохнув, решился Парфен.

— Нет, — покачал головой следователь, — это я слушаю тебя, что ты мне можешь предложить, чтобы облегчить свое положение?

Парфен был готов к такому повороту событий и усмехнулся, глядя в глаза капитану.

— Все, что я мог, я уже рассказал, — пожал плечами парень, решив еще раз сыграть в дурачка.

— Так мы далеко не уйдем, — покачал головой Тарасов. Немного помолчав, он добавил: — Хорошо! Намекну тебе — про тебя я и так практически все знаю. А вот про тех, кто отправляет тебя и тебе подобных пацанов на убийства, хотелось бы знать поподробнее!

— Меня никто никуда не отправлял! — сразу насторожился Парфен. — Я подшоферить…

— Да перестань ты! — скривившись, махнул на него рукой капитан. — Я сейчас с тобой не для протокола говорю!

Неожиданно он опять перегнулся через стол и приблизился к Гришке, как будто хотел доверить самую сокровенную тайну.

— По большему счету, если уж на то пошло, мне плевать, ты или твой кореш замочил Улыбку! Вам за то еще медаль нужно дать. — Тарасов медленно чеканил слова, не отводя взгляда от лица Григория. — Да и за первого тоже благодарность объявить можно — говнюк еще тот был! Героинчику через него много прошло!

Гришка не мог оторвать взгляда от лица сидевшего напротив мужчины. Все, что тот сейчас говорил, было без преувеличения жизненно важно для него.

— Но для закона ты преступник! — так же резко отдаляясь, несколько театрально Олег Андреевич сплел руки на груди. — Потому что не важно, кого ты убил! Важно, что ты — убил!

Гришка продолжал хранить молчание, понимая, что это, скорее всего, прелюдия к чему-то действительно важному.

— И судьям, и прокурору все равно, убил ты уголовного авторитета по кликухе Улыбка или старичка-пенсионера. Ну, может, пару годков скинут. Не двадцатник влепят, а восемнадцать!

Тарасов на секунду выдержал паузу, наблюдая за его реакцией. Гришка, почти не мигая, смотрел на него. Удовлетворенный полученным эффектом, Тарасов продолжил:

— А на зоне тебя точно за Ваську достанут! Так что, есть сейчас «вышка» или нет — для тебя почти все равно!

— Что же делать? — хрипло выдавил из себя Гришка. То, что ему прогнозировал Тарасов, он обдумал уже давно.

— Во-о-от! — удовлетворенно протянул капитан. — А мне, понимаешь, не все равно, что неразумный пацан, который в сущности является свидетелем… Да! Свидетелем, — уточнил следователь, верно заметив, как Парфен встрепенулся на его слова, — сядет на всю свою молодость, а может, и на всю жизнь за то, что какой-то урод недоделанный кошелек себе баксами нашпигует!

Самое интересное, что Гришке запали его слова в душу. Искренне или нет Тарасов говорил, но все произошедшее после его монолога тот стал видеть совершенно под другим углом. Возможно, произошло это потому, что Парфенову Григорию нужно было оправдаться в собственных глазах. Дескать, подставили за гроши, чуть на тот свет не попал, и я еще и геройствовать должен?! Молчать, как партизан у фашистов на допросе?! Нет уж, дудки!

— Допустим, я расскажу все, что слышал от других ребят, — поразмыслив, медленно произнес парень, — какая мне тогда разница, кто меня уделает — бандиты Улыбки или свои же?

— Резонно, — заметил капитан, доставая пачку «Явы». Заметив жадный взгляд подследственного, торопливо предложил: — Кури, кури!

Парфен взял сигарету и глубоко затянулся. В камеру коридорный доставил его час назад, и по табачку парень успел соскучиться.

— А если я тебе скажу такую вещь, — затягиваясь, произнес следователь, — что сейчас наша любимая Дума принимает закон о защите свидетелей, ну а коли ты у нас отныне свидетель, то он применим к тебе по полной программе. Смотри, — оживился Тарасов, явно осененный какой-то мыслью. — Пока тебя из общей камеры в персональную перекантуем! Телевизор, жратва цивильная — все это я тебе гарантирую! Подружка твоя сможет тебя навещать! Ну а после суда… — он немного запнулся, но потом, чуть улыбнувшись, тем же твердым голосом выдал: — После суда уедете с твоей красавицей в другой городок, где ни ты, ни тебя никто не знает! А потом страсти поулягутся! Долго помнить за Ваську никто не будет — на его месте уже кто-то другой появится, и может, и его, дай бог, шлепнут! Ну как?

— Нормально! — чуть хриплым голосом выдавил Гришка, пряча глаза.

— Ну и отлично! — обрадовался капитан. — Сейчас иди в камеру, а завтра утром я тебя вызову! Завтра же и перевод на отдельное жилье организую!

Гришка не мог видеть, как жестким взглядом жег его спину Тарасов, чуть ли не потирая руки от удовольствия. Самое интересное было в том, что он нисколько не наврал: ему действительно было наплевать на то, кто пристукнул Улыбку и говенного коммерсанта. Важны были ему две вещи, которые он мог получить в результате успешной раскрутки этого дела, — повышение, о котором он мечтал, и еще одно обстоятельство, о котором Гришка тогда и не догадывался. Впрочем, он и не мог о нем никак догадаться! Хотя уже потом, намного позже, все узелки той незатейливой истории развязались и… впрочем, все это произошло намного позже. А пока он шел впереди конвоира, невольно улыбаясь. Перед ним забрезжила надежда выпутаться из этой передряги.