— Я тебе что хочу сказать, — вполголоса начал Ворон, — ты за паровоза поканать хочешь?

— Нет, а что? — насторожился Парфен.

— Мое дело маленькое, — осторожно заметил Ворон, — только я слышал, как Химик тебе пел. Ему-то что, он свалит скоро отсюда, гадом буду! Ему по нахалке не пришьют и на понт не поймают — волчара еще тот! А тебе со всеми твоими отказняками двадцатник влепят! Выйдешь — под сорок будет! Думай!

— Что ты имеешь в виду? — сразу насторожился Парфен.

— У тебя своя голова на плечах! — заметил старожил советских тюрем и, как ни в чем не бывало, отошел в другую сторону.

Гришка действительно задумался над его словами, но неожиданно отвлекся, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Покрутив головой, он заметил, как один из кавказцев-сокамерников пристально смотрит в его сторону. Столкнувшись взглядом с Парфеном, он тотчас отвел глаза. Что-то быстро сказал земляку и вновь косо посмотрел в его сторону.

«А в самом деле? — уже не в первый раз задал себе Парфен закономерный вопрос. — Даже Ворон, которому и дела до меня нет никакого, и тот вполне определенно намекает! Да к тому же, если верить Тарасову, то и времени на раздумье у меня нет! Если Самосвал появится, мне хана! Да и Калган не просто так волком смотрел!»

От нехороших мыслей вновь стало зябко, несмотря на то что солнце светило вовсю.

Вернувшись в камеру, Парфен принял окончательное решение — нужно попытаться поторговаться с Тарасовым. Во-первых, узнать, что тот может предложить реально для него, и от этого уже танцевать! Приняв такое решение, Парфен даже немного успокоился, словно с души свалился тяжелый груз.

Тарасов словно угадывал перемену в настрое подследственного и на следующий день преподнес Гришке такой сюрприз, что у того отмело все сомнения напрочь.

Под вечер, когда он уже никак не ожидал вызова, громыхнула отпираемая дверь камеры и раздался командный голос:

— Парфенов, на выход!

Привычно заложив руки за спину и не торопясь, он направился вперед по тюремному коридору. Конвоир шел чуть позади.

— Направо, прямо, стой! Лицом к стене! — Знакомые команды, как пистолетные выстрелы, раздавались время от времени позади него. Гришка начинал выполнять их раньше, чем конвоир успевал выкрикивать! Дверь в камеру открылась, и Гришка остолбенел на месте. Наверное, у него был ужасно глупый вид, поскольку даже Тарасов не выдержал и улыбнулся.

Парфенов ожидал увидеть кого угодно, только не Татьяну. Судя по тому, что девушка смущенно улыбалась, она присутствовала в камере не в качестве арестованной.

— Вы десять минут пообщайтесь, я в коридоре подожду. — Тарасов продолжал все больше удивлять молодого человека. Он выразительно глянул на Гришку, затем на наручные часы, затем вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ты, ты… как здесь? — Гришка не находил нужных слов.

— Милиционер, тот, что постарше, приходил к нам в больницу. Разговаривал со мной, про тебя расспрашивал. Обещал встречу с тобой организовать…

— Чтобы ты меня разжалобила и я нюни пустил? — окрысился Парфен и тотчас пожалел о своих словах. Татьяна дернулась от него, будто ее током ударило. Она широко открыла свои изумрудные глаза и так застыла, не отрывая взгляда от лица парня.

— Извини, тут все понимается по-другому…

— Я действительно хотела с тобой поговорить. — Взяв его голову в свои ладони, Татьяна вновь заставила Гришку смотреть себе в глаза. — Не знаю, правильно это или неправильно. — Она немного замялась, но взгляд не отвела. — Но ты не должен ничего думать… я не потому, что кто-то мне приказал или попросил, я сама так думаю…

Фразы получались обрывистые и неказистые, но Парфен чувствовал, что идут они от всего сердца и Татьяна действительно говорит не по указке.

Почти все десять минут он слушал ее, не перебивая. Суть того, что горячо излагала ему любимая девушка, в основном совпадала с тем, что ему в двух словах обронил на прогулке Ворон. Только под конец он не выдержал, губы его нашли ее, и только лязг замка заставил его оторваться. Они тяжело дышали, когда вошел Тарасов.

— Ну, милая барышня, аудиенция окончена, а с тобой я еще хочу поговорить, — объявил он Парфенову.

— Сколько, как ты думаешь, тебе суд отпишет? Не прикидывал? — сразу набросился на молодого человека следователь. Он еще что-то говорил, но слова Олега Андреевича сливались в монотонный шум в сознании Гришки. Перед глазами стояла только она.

— Да очнись ты! — не выдержал следователь.

Парфен вздрогнул от окрика и некоторое время изумленными глазами смотрел на капитана. Затем взгляд налился злостью.

— Зачем, зачем вы ее привели? — На скулах катнулись желваки. — Думаете, я сейчас расплачусь от умиления и чистосердечное накатаю?!