В камере никто не обратил внимания на его появление. Кавказцы, оказавшиеся на самом деле азербайджанцами, сидели в своем углу и что-то говорили по-своему. Химика, как заметил Парфен, в камере не было. Парфен перевел взгляд на Калгана и поймал в его глазах что-то такое, что заставило сразу отвернуться. Сердце кольнуло.

«Ничего, завтра он уже меня не достанет!» — утешил он себя, укладываясь на шконку. Но, оказывается, нашелся все же сокамерник, который проявил к нему интерес.

— Эй! — услышал он голос с акцентом и почувствовал, что за ногу его кто-то тронул.

Он резко сел на своем лежбище и уставился на самого молодого из кавказцев, того, что таращился на него на прогулке.

— Ты Парфен? — поинтересовался он.

— Да.

— Тебе привет от Кости. Говорит, что скоро уладят твое дело!

— А ты его откуда знаешь? — насторожился Парфен.

— Это неважно, — сразу стал скучным кавказец, — что просили — я сказал!

После этого парень отошел от него и направился к своим. Сказал им что-то на родном языке, и те дружно засмеялись.

— Эй, малой! — через некоторое время услышал он опять негромкий голос, который узнал сразу.

Ворон слегка прочистил горло и стрельнул глазами в сторону кавказцев.

— Что этому хмырю от тебя нужно было? — напрямую спросил он у парня.

— Привет с воли передал, — скупо ответил Парфен.

— Не знаю, какой привет он тебе передал, но ночью сегодня тебе лучше не спать! — тихо произнес «пенсионер». — По твою душу они здесь!

— Откуда знаешь? — так же тихо спросил Гришка, вцепившись в худую руку.

— Я же наполовину татарин, — усмехнулся Ворон. — Так что немного кумекаю на их языке. Слышал, как они сейчас говорили. Вроде как говорили про тебя, про ночь и про какого-то Костю. Так что смотри!

Сказав это, Ворон стрельнул быстрым, выработанным за годы практики незаметным воровским взглядом в сторону кавказцев и как ни в чем не бывало потопал к параше.

— А где Химик? — поинтересовался у него Парфен, когда тот возвращался обратно.

— Да его сразу за тобой с вещами на выход подтянули, — огорошил его старый уголовник и развернулся, чтобы идти дальше.

Парфен лег на свою шконку и закрыл глаза. Неожиданно на память пришла виденная во дворе картина. Однажды сопливым мальчуганом он с товарищем наблюдал, как дворовые псы зажали в угол дворовую же кошку Мурку.

Серая небольшая кошка, увернувшись от грозных клыков, села на задние лапы и передними быстро-быстро махала в воздухе, норовя зацепить собачью морду. Псы наскакивали, уворачиваясь от когтей, и злобно тявкали. Мурка отвечала им диким воем, в котором ярость смешивалась со смертельным страхом. Казалось, ничто не могло уже спасти киску — кольцо быстро сужалось. Неожиданно сопливые зрители услышали за спиной отборный мат, и один из псов жалобно взвизгнул — в него попал булыжник. Мурка тут же воспользовалась подаренным судьбой шансом и серой тенью взлетела на забор, а оттуда — прямиком на дерево, где и уселась с видом полной победительницы, презрительно поглядывая вниз на быстро разбегающуюся свору. Подвыпивший парень лет восемнадцати, показавшийся тогда Парфену невероятно большим и страшным, сурово глянул на оробевших малышей.

— Вы чего, окурки, не могли за киску заступиться? Порвали бы ведь!

— Мы собак боялись, — нашелся приятель Гришки — сосед по этажу, одногодок Славка.

— Собак, — передразнил парень и, отстав от малышни, пошел дальше по своим делам.

Все это в одно мгновение пронеслось перед глазами. Гришка тоскливо подумал, что он сейчас оказался в роли той дворовой Мурки, только спаситель мог опоздать. До завтра Парфен имел все шансы не дожить!

— Тут еще что, — услышал он голос Ворона. — А вот если следак по-натуральному захочет тебе западло сделать, то он, — старожил камер выждал эффектную паузу, — просто выкинет тебя отсюда! Гуляй, мол, Вася! Сколько на воле ты проживешь? День, не больше! Так что тут еще ничего, кхе-кхе! Под охраной!

Похлопав Гришку по руке, дед пошел к своей шконке.

Остаток вечера Парфен пролежал, изредка поглядывая на азербайджанцев. Те долго сидели в углу и, казалось, не обращали на сокамерников ровным счетом никакого внимания. Они тараторили на своем языке, что-то горячо обсуждая, а затем расползлись по своим шконкам.

Длинный летний день потихоньку угомонился, и все живое стало отходить ко сну. Заснула и старая тюрьма. Не спали только надзиратели и Парфен. Некоторое время он лежал, уставившись в потолок. Затем повернулся на бок, пытаясь в темноте разглядеть лежащего напротив Калгана. Прислушавшись, Гришка распознал с его стороны тихое сипение с присвистом.

«А может, это он специально? — засомневался молодой человек. — Чтобы я бдительность потерял!»

Послушав еще, он признался себе, что уж больно натурально у лежащего напротив получалось изображать спящего.

«Да хрен с ним! Так все нервы изорвать можно! Все равно спит! Я-то точно не буду! Как-нибудь потерплю до утра!» — решил Григорий, раздражаясь сам на себя за чрезмерные переживания.

Он долго лежал, ни о чем не думая. За последние несколько дней голова просто распухла от разных мыслей, порой очень противоречивых, так что Гришка просто лежал и таращился в темноту. Потом он устал от однообразия и повернулся на бок.