Я поднесла горшочек к носу и понюхала. Никакого запаха. Можно отнести его аптекарю, чтобы он объяснил, что это такое. А если лизнуть? Вдруг я сразу пойму, что это за вещество. Я помедлила какое-то мгновение, потом окунула палец в горшочек и осторожно слизнула с него порошок. Какой горький!

И тут на веранде послышались шаги.

Я отсыпала немного порошка в кисет, который носила с собой. Он совсем промок под дождем, но другого выхода не было. Мне нужно было взять немного с собой, чтобы потом показать кому-нибудь и выяснить, что это за порошок и почему шаманка Ногён держит его под замком.

Внезапно я осознала, что горький привкус ушел, а во рту странно покалывает. Нужно его выплюнуть поскорей! Но поздно, порошок уже растворился. Я поднесла руку к губам, но они словно онемели. Почему-то вместо тревоги я ощутила радость. Теперь у меня есть верная улика.

Яростный порыв ветра ворвался в комнату, на пороге стояла шаманка Ногён и сердито смотрела на меня. Морщинистая, немощная старушка, совсем не похожая на убийцу.

– Что ты делаешь? – злобно прошипела она.

– Ищу ответы, – проговорила я, с трудом ворочая онемевшим языком. – Слишком многое вы скрываете.

– Например?

Я пока не могла предъявить ей обвинение, у меня не было доказательств, поэтому я просто сказала:

– Сохён-Ынсук была вашей дочерью, а вы это скрыли. Почему?

– Значит, ты перевернула все в моей комнате, – медленно произнесла шаманка Ногён, увидев сломанный замок, – чтобы найти доказательства того, что Сохён была моей дочерью?

– Вас видели с ней перед тем, как она погибла. Вы о чем-то спорили. – Мои доводы не очень-то впечатлили шаманку. Она не отводила взгляда от кисета, который я сжимала в руке. – Я подумала, вдруг вы писали в дневнике о том разговоре с Сохён. Мне хотелось найти этот дневник.

Ее губы чуть дрожали, глаза покраснели.

– И какое все это имеет отношение к твоему расследованию?

– Я просто не понимаю, зачем скрывать то, что вы мать Сохён? – Я снова дотронулась до губ: теперь не только в них ощущалось странное покалывание, оно будто расползалось по всему лицу. – Вы с-стыдились ее? Из-за вас она п-п-погибла? – Каждое слово давалось мне с трудом, я словно вязла в болоте. На лбу выступил пот. – А т-т-теперь вы в-в-вините крестьян в ее смерти, разрушаете их жизнь? Я видела список д-долгов!

– У тебя слишком буйное воображение. – Она зашла в комнату и подобрала с пола лежавшее рядом со мной одеяло. – Твоя сестра заболела, ее бьет озноб. Иди лучше разожги печь ондоль … [24]

– К-к-клянусь, – прошептала я, – я увезу отсюда с-с-сестру.

Глаза шаманки будто покраснели еще больше при этих словах.

– Делай что хочешь, только подожди, пока она поправится, если не хочешь ее убить.

– Мэволь со мной в б-б-безопасности.

– В безопасности? – сердито выкрикнула шаманка. Она словно испугалась чего-то, будто старая, почти зажившая рана дала о себе знать. – Тебе нельзя было возвращаться. Из-за тебя она погибнет, она и так едва не умерла, когда поскакала в лес спасать тебя, а теперь… Не веришь мне, посмотри сама.

Отчаяние, неожиданно прозвучавшее в ее голосе, напугало меня. Я вдруг вспомнила, какой бледной была Мэволь, когда мы вернулись, как ее шатало из стороны в сторону. Я вдруг позабыла о погибшем отце, о яде в кисете и во рту и даже о том, что передо мной стоит главная подозреваемая.

Я выскочила из комнаты, пробежала по веранде и оказалась у двери в спальню Мэволь. Младшая сестренка лежала, закутанная в одеяло, и тряслась так сильно, будто ее кто-то раздел и бросил обнаженной в поле посреди зимы. Когда я коснулась ее лба, мне пришлось отдернуть руку, таким горячим он оказался.

– Что с ней? – невнятно пробормотала я.

– Твоя сестра никогда хорошим здоровьем не отличалась, – ответила шаманка. – А с тех пор как вы оставили ее у меня, она перестала нормально есть. Здесь, на Чеджу, люди часто умирают от голода, но я всегда боялась, что Мэволь умрет от разбитого сердца.

– Нужны, – язык окончательно перестал мне подчиняться, – ягоды сироми.

Мама лечила нас так в детстве.

– В деревне их не найти.

Шаманка, как всегда, была права. Чтобы собрать их, нужно было подняться на вершину горы Халла.

– Я м-м-могла бы сходить за ними. – Я вытерла лоб рукавом. Пот струился по лицу. Мне было так жарко, будто я несколько часов ехала под палящим солнцем.

– Ты заблудишься… – Шаманка Ногён внимательно разглядывала меня. – Ты тоже больна?

Я больше была не в состоянии выдавить из себя ни слова, все лицо онемело, но мысли при этом сменяли одна другую со страшной скоростью. Сильно ли Мэволь заболела? Как мне ей помочь?

Мне вдруг послышались приглушенные голоса, кто-то разговаривал во дворе перед домом. Может быть, мне показалось? Может, фиолетовый порошок вызывает еще и галлюцинации? Я отчетливо слышала громкий мужской голос, но не могла разобрать слов. Я уже собралась встать и пойти выяснить, что там происходит, но почувствовала вдруг на своем запястье горячие пальчики сестры.