Вот только на Уголька он повлиять не сумел. Волшебство крылатых псов-защитников — это нечто другое, совсем не то же самое, что человеческая магия. А ещё — в отличие от людей, которых можно запугать или подкупить — они всегда хранят верность тому, кого охраняют.

К концу дня Сайла наверняка убедилась в двух вещах: кучер и впрямь ничего не помнил, а все мужики, особенно приближённые к власти, полные и беспросветные идиоты. Второе не то чтобы стало откровением, но убило надежду встретить хоть одного вменяемого представителя знати.

Одно время она искренне считала таковым Эрберта и любила, действительно любила его, насколько была способна, но сейчас, чем чаще смотрела на его выходки, тем больше недоумевала: и это третий принц? Всё же хорошо, что ему не хватило духу на ней жениться. Когда-то не хватило, а сегодня…

Сайла скрипнула зубами и тряхнула головой. Сегодня этот… замечательный человек превзошёл сам себя!

Она как раз изучила показания кучера, прослушав не по одному кругу каждое слово, исследовав каждый вздох и паузу, и пришла к выводу, что дыру в памяти ему проделали основательную и грубую. Текст не казался заученным, интонации были уместны, и в целом Сайла бы жизнь поставила на то, что человек не лжёт. Он ничего не помнил, но это не значит, что он ничего не делал…

Ещё одна, пусть и не такая уверенная ставка: кучер сам направил карету к обрыву. Да, скорее всего, под чьим-то влиянием или в трансе, но всё же. Это единственная причина для стирания воспоминаний о тех злосчастных минутах. Опиши он, как вдруг стал пленником в собственном теле, как помимо воли двигал руками и понукал лошадьми — и всё стало бы очевидно. Забывчивость не столь однозначна, хотя тоже довольно странный выбор для преступника. Может, кучер не должен был выжить, просто слишком рано очнулся и успел спрыгнуть? Тогда грубое затирание следов хоть как-то оправдано.

Осталось выяснить, с кем бедолага контактировал после чудесного спасения, и дело в шляпе.

Так Сайла думала, пока распивала чай с тёмными снобками и светлыми стариками, когда-то трепавшими её по щекам, а теперь даже не узнавшими. О пикнике все говорили охотно, но размыто, и всё чаще вспоминали волшебное озеро, чем случившееся с принцессой. От слуг и то было больше толку: парочка лакеев, собиравших шатры, заметили, что к лекарям кучера увезли в экипаже принца Шэрата, а одна из служанок вспомнила, как над ним хлопотала кузина светлой наследницы.

Нат.

Сначала отказалась садиться в карету, затем бросилась к кучеру… Она, конечно, целительница, но не подозрительна ли такая собранность и преданность делу в миг, когда твоя сестра, возможно, разбилась насмерть?

Энви ей верила, но Сайла не была столь наивна. Надо было всё проверить, и Нат с Шэратом стояли во главе списка подозреваемых.

В общем, в выделенные ей покои в гостевом крыле Сайла попала только ближе к вечеру и совершенно вымотанная бесконечными разговорами, догадками и сомнениями. Она мечтала только о горячей ванне и тишине, но, ещё не открыв дверь, поняла, что не получит ни первого, ни второго. Ибо за дверью орали.

Голоса узнались без труда, и Сайла со вздохом прижалась лбом к косяку. Ещё и легонько стукнулась пару раз о гладкое дерево — вдруг это лишь дурной сон, и она вот-вот проснётся…

Увы, от ударов только разболелась голова, а крики и не думали утихать.

— …вступила в бой, отстаивая мою честь! — гордо провозгласил его высочество Эрберт.

Хотя «гордо» — слишком громкое слово для этой заплетающейся речи. Судя по голосу, принц упился в стельку.

— Печально, что сам ты постоять за себя не можешь! — отвечал ему Родерик Ламонт.

— Я всё могу!

— В том числе прикрываться слабой женщиной!

Эрберт пьяно хохотнул, кажется, ничуть не оскорбившись:

— Вот услышит она, как ты называешь её «слабой»…

— Не услышит!

«Уже услышала», — устало подумала Сайла и, распахнув дверь и не увидев ожидаемого разгрома, замерла на пороге.

Незваные гости чинно-благородно восседали в креслах у незажжённого камина, покачивали в руках пузатые бокалы и продолжали друг на друга орать, не замечая нового действующего лица.

— Тебя вообще к нам… сюда… никто не звал! — Эрберт попытался наклониться к собеседнику, но потерял равновесие, чуть не грохнулся и благоразумно вновь откинулся на спинку кресла.

— А тебе бы уже понять, когда пора отпустить женщину, утратившую к тебе всякое уважение!

Родерик держался лучше, но, похоже, тоже выпил немало. И это агент короны на ответственном задании? Главный защитник наследницы Светлого престола? От злости у Сайлы аж перед глазами потемнело.

— Ничего она не уважила… то есть не утратила! А я, может, женюсь!