Шрифт:
Губы Эстоса дрогнули, и он отвёл глаза.
— Я давно приучил себя не думать о будущем, — медленно проговорил он. — Его просто не было. Когда появилась ты, я поверил, что оно может быть… А сейчас я думаю, — Эстос наклонился в Альде и отвёл прядь волос с её лба, — что ты рано сдаёшься. Ещё месяц назад я был таким же, считал, что впереди только смерть и ничто уже не имеет смысла. Но всё изменилось за один вечер.
— Боюсь, сейчас чуда не произойдёт, — отозвалась Альда. — В наших книгах написано, что даже жрец смерти не может освободить от клятвы, ничто на свете не может.
— Книги могут лгать.
Альда попробовала улыбнуться, хотя страх и тоска разъедали её изнутри. Она не могла вымолвить больше ни слова, так ей было больно и так остро вонзалась в её сердце вина: Эстос умрёт из-за нее — или без неё, никакой разницы. Она причина.
Она просто обняла его и уткнулась лицом в плечо. Это её вина… И не её тоже. Разве она просила, чтобы Гаэлару сделали татуировку и связали с ней? А теперь… теперь она считай что мертва. Обречена. И он вместе с ней.
Тёплые руки Эстоса крепко сжали её.
— Я ни о чём не жалею, — послышался тихий шёпот над ухом.
***
Всё утро, пока они завтракали, пока Альда собиралась, Эстос выпытывал у неё всё, что она знала про клятвы Льессумов и про клятву нареченных тоже. Альда в подробностях описала ему тот день и даже то, о чем спорили Арбэт Алмос и принцесса Матьяса. Тот день запомнился ей удивительно хорошо — она ни разу до того не видела, чтобы принцесса выходила из себя, чтобы так кричала. Альда тогда была мала, это напугало её — и потому, наверное, так засело в памяти.
Расспросы внезапно закончились незадолго до того, как Альда ушла договариваться насчет места в караване, идущем на запад.
Эстос замолчал и сел у окна. Он смотрел наружу, но, Альда была готова поклясться чем угодно, не видел сейчас ровным счётом ничего. Он был глубоко в своих мыслях и, возможно, даже не заметил, что она ушла.
Когда она вернулась, Эстос уже не сидел — он ходил по комнате из угла в угол, и вид у него был взбудораженным.
— Сегодня уходит только один маленький караван, — начала Альда, — и его хозяин не показался мне надёжным человеком. Зато завтра от Дымных ворот…
— Нам надо остаться в городе, — заявил вдруг Эстос. — Мы уедем, — добавил он, заметив изумленный взгляд Альды, — но потом… Когда выясним одну вещь.
— У меня не так много времени, — заметила Альда. — Если мы задержимся здесь на два дня, то я не знаю, смогу ли вообще выдержать дорогу. Приступы случаются всё чаще.
— Если я прав, — Эстос схватил её за руки, — то у нас будет сколько угодно времени. И если ты согласишься…
— О чём ты?
— О том, что клятва клятве рознь. Ты сама сказала: клятва Соколиному дому не смогла тебя остановить — ты бы всё равно убила меня, если бы захотела.
— Да, потому что клятва моего клана сильнее. И когда я вонзила кинжал в руку твоего отца, меня ничто не удерживало.
— А клятва дому сама по себе очень крепка, чтобы преодолеть её, нужны огромные силы… Но ты смогла!
— Я тебе про это и говорила, — сказала Альда. — Я спрашивала — ни одна клятва, ни одному дому, ни наложенная даже самым сильным колдуном не сможет противостоять обету Двора Смерти.
— Но это ведь не единственная клятва такой силы. Ты когда-нибудь видела, как приносит клятву глава колдовского дома?
— Я видела шествия раз или два. Они идут на Двор Жизни, а что там происходит, я не знаю.
— Подозреваю, что эта клятва не слабее твоей. Насколько я знаю, клятва главы дома позволяет нарушить любую из принесенных ранее клятв, если это противоречит ей, — и не понести никакого наказания.
Альда пожала плечами:
— Ты хочешь сказать, что если бы я стала главой колдовского дома, то это спасло бы мне жизнь?
— Не знаю наверняка, но очень может быть.
— Но это то, чего со мной произойти не может, — грустно рассмеялась Альда.
— Зато я как старший сын главы Изумрудного дома мог стать первым господином.
— Ты мог, — кивнула Альда, всё ещё не понимая, к чему вёл Эстос.
— Мой младший брат… Я знаю, что он не особенно сильный колдун, но когда мы были детьми, это уже было понятно? И было ли понятно, что и из меня великого колдуна не выйдет?
— Ты не был кем-то исключительным, вроде старого Дозоддиви или твоего отца — я имею в виду не настоящего отца, а Арбэта Алмоса. Но говорили, что ты одарён, а твой брат… Он пошёл в мать. Учителя уверяли, что таланты некоторых раскрываются позднее, но никто в эти утешения особенно не верил.