— Постой, — прошептала она. — Я… я должна тебе кое-что сказать.

Эстос чуть приподнял брови — чересчур серьёзный, неуместно серьёзный тон его удивил. Он был встревожен. Альда даже догадывалась почему — потому что Кейлинн раз за разом его отвергала.

— Я, кажется, знаю, что именно… — произнёс он.

Альда села и поправила платье на груди — хотя ниже вид всё равно был непристойным, растерзанным. И это проклятое скользкое пятно…

— Нет, не знаешь. — Она на мгновение зажмурилась перед тем, как начать: — Я отказывала тебе, потому что боюсь… Совсем немного, но всё же боюсь.

— Тебе не нужно меня бояться…

— Я обманывала тебя, вернее, подыгрывала, делала вид, что я… Не по злому умыслу, а просто, чтобы не выглядеть глупо! — Альда перевела дыхание, а потом торопливо, на выдохе выговорила: — У меня не было мужчины.

— Что?! — на лице Эстоса появилась растерянная, неверящая улыбка. Он как будто бы думал, что над ним подшучивают, и решал, что сказать в ответ.

— Это правда.

— Но я никогда бы не подумал… Я решил, что ты…

— Я знаю, ты думал, что я, как все женщины моей крови, выбираю мужчин, каких захочу, но я… Я не нашла того, кто… С кем бы я могла лечь и не пожалела бы на следующее утро, — голос Альды дрожал, потому что она не лгала, говорила не за Кейлинн, а за себя, за девушку из Льессумов, чья семья давала свободу и выбор, но которая так и не сделала этого шага.

Эстос откинул пряди волос со лба:

— Так что же, ты готова умереть девственницей, если так и не встретишь того самого?

— Но я встретила…

Альда бросила быстрый взгляд на Эстоса, чтобы убедиться, что он всё понял, а потом отвернулась. Её душили рыдания. Ведь она встретила его, но должна теперь убить… Она думала, что раз Гаэлар погиб, то ей суждено оставаться одной до самой смерти, но Эстос словно перечеркнул то страшное прошлое, отбросил в сторону тень, что нависала над её жизнью долгие годы.

Эстос обхватил её щёки ладонями.

— Любовь моя… — прошептал он. — Если тебя страшит…

— Нет! — воскликнула Альда. — Я не боюсь. Я просто… смущена. И ты должен знать…

— Теперь я знаю, — глаза Эстоса сияли, — и не буду торопить тебя. Но сегодня я всё же закончу то, что начал…

Он уронил Альду на кровать и начал целовать, в то время как его рука снова оказалась у неё меж бёдер, во влажной, теплой тесноте. Он не пытался проникнуть вовнутрь — и между ними по-прежнему была ткань, — так что Альда позволила ему делать с собой всё, что он хочет. Тем более, что это было приятно, так приятно, что она выгибала спину и стонала под его рукой, не в силах сдерживаться.

А потом её выгнуло, как тетиву лука, и пот телу пронеслось горячей волной медленное, тягучее наслаждение.

Эстос не переставал целовать её.

Альда лежала в его объятьях и часто, неровно дышала, изумлённая тем, что с ней произошло.

Конечно, она знала о подобном, не могла не знать, но испытать это с мужчиной, с тем, кто был так желанен и дорог…

В какую же страшную западню она попала!

Засыпая Альда думала, что ей всю ночь будет сниться Эстос. То, как она стонала в его рот, или то, как обхватила его и в несколько движений заставила выплеснуться.

Но во снах Эстоса не было, зато там была принцесса Матьяса, в её маленьких округлых ушах качались те самые серьги. Она рыдала, и серьги тряслись в такт.

— Мой первенец! Мой первенец! — стонала она.

Альда знала, что принцесса, и её муж, первый господин Изумрудного дома, и Гаэлар, их сын, погибли вместе, может быть, в одно и то же мгновение были сметены страшным вихрем колдовского пламени; но во сне она решила, что Матьяса рыдает по погибшему сыну. Но потом появился Гаэлар. Он был совсем на себя не похож: бледный до синевы, худой, как ветка, большеглазый юноша с полоской только-только пробившихся над верхней губой усов. Но Альда почему-то была уверена, что это он.

— Что ты сделал с моим первенцем! — кричала Матьяса. — Я прикажу казнить тебя! Сварить в масле! Я дочь короля! Как ты посмел меня ослушаться?!

На свет вдруг выступил Безумный Шкезе, не морщинистый и седой, как сейчас, а темноволосый, с гладким лбом и глазами, горящими ярко и безумно. Одежда на нём была цветов Изумрудного дома.

Принцесса подняла своё опухшее от слёз лицо и начала выговаривать Шкезе что-то, что не складывалось в слова. Она повалилась в кресло, не переставая что-то выкрикивать, и сжимала живот так, точно страдала от боли.

Серьги её ушах, качались, ловили солнечные блики и горели огнём.

А потом принцесса указала на Альду:

— Возьми её тоже! Почему только мой сын страдает? Она тоже должна!

— Она ещё мала, госпожа, — ответил Шкезе.

— Мне плевать! Плевать! Зачем вы сделали это с моим сыном?! Зачем!!!

Альда проснулась. Сердце быстро колотилось в груди.

Это был не совсем сон, а что-то вроде смешанного со сном воспоминания. Всё это на самом деле происходило, но не совсем так. Альда помнила те события туманно — ей было тогда около восьми… Она прибыла в Изумрудный дом для занятий и встречи с Гаэларом, как это было заведено, но в одном из залов её ждал первый господин и часто сопровождавший его Шкезе. Тогда ещё нестарый, как и было во сне. Альда не знала, в чём был талант этого странного человека; он был слабым колдуном, все так говорили. Но он, тем не менее, стал самым приближенным лицом первого господина Изумрудного дома, а после его смерти, когда величие дома угасло, он занял столь же высокое место при первом господине Небесного дома. Говорили, что Шкезе прозревает будущее — видит его во снах, но если бы это было так, разве не предупредил бы он Арбэта Алмоса, что он, его жена и старший сын погибнут, если отправятся в то путешествие?