– Кажется, пришли, – с облегчением произнесла Наталья.

Я провёл рукой по капавшему на землю ручью и сказал полушёпотом «благодарю», а затем интуитивно «свернул» заклинание. Внутри я ощутил могучую силу воды, веками пробивающую толщу горных пород, чтобы выбраться на волю и звонкими ручьями разлиться по земле.

Вода истаяла в воздухе. На моей ладони остались не сразу высохшие капельки. Наталья снова поклонилась на все четыре стороны и поблагодарила природу. Я заметил, что царапины на её руках и ногах исчезли! Похоже, теория подтвердилась – благодаря уважительному отношению не тронула ни меня, ни Наталью. Зато Семён шёл напролом, на нём красовались десятки царапин.

Рассказчик поводил руками и снова создал перед собой магическое облако, чтобы увидеть прошлое и узнать, что делал Чёрный Тополь.

Мы увидели майри. Он ходил вокруг поляны: явно что-то выискивал в траве. Вскоре он свернул в кусты и подошёл к ясеню, явно пострадавшему от пожара: кора обгорела, а листья с трудом пробивались из немногочисленных почек.

Взглянув поверх магического облака, мы увидели точно такое же дерево, только мощнее – словно не прошло сотни лет. Я на миг представил себя ясенем – и почувствовал жуткую боль в конечностях. Инстинктивно отстранившись мыслями от страдающего древа, я наблюдал за происходящим в прошлом.

Чёрный Тополь вскоре вышел обратно на поляну. Он держал на открытой ладони синеватого цвета кристалл с торчащими во все стороны голубыми гранями. Майри положил камень на землю и произнёс:

– О, артефакт, хранимый деревом! Пробуди свою силу, открой врата и вернись на место!

Из кристалла вверх вытянулись синие призрачные струи. Они образовали портал. Чёрный Тополь шагнул туда и исчез, а через мгновение всё исчезло.

Видение погасло, а Рассказчик решительно двинулся в сторону ясеня. Мы пошли следом и узрели необычную картину: метрах в трёх над землёй в стволе измученного дерева рос артефакт.

Рассказчик подпрыгнул и двумя руками схватился за камень, бесцеремонно выдирая его прямо из древесной коры. Меня пронзила жуткая, нечеловеческая боль, она отозвалась в каждой клетке тела. Физические страдания не шли ни в какое сравнение с болью души, её словно разрывали на части.

Сквозь муку и охвативший озноб я увидел, что Рассказчик оторвал камень от дерева. Я чувствовал то же, что и несчастное дерево, вошедшее со мной в симбиоз душевной боли.

Не осталось сил, чтобы пошевелиться и закричать; я стоял и отрешенно смотрел на торжествующего Рассказчика с артефактом в руке; на Семёна, – он с восхищением любовался необычным минералом; и на Наталью: её лицо тоже исказилось от боли. Природа звала нас на помощь; но из-за жуткой боли и сопереживания мы не сдвинулись с места.

Рассказчик не удостоил нас взглядом. Он положил артефакт на землю и произнёс те же слова, что и Чёрный Тополь. Маг с довольной ухмылкой посмотрел на образовавшийся портал. А мы стояли, не в силах помешать ему, но сознавая: майри не желал зла дереву, оно не страдало, когда Чёрный Тополь забирал артефакт; но Рассказчик не подумал, что причинит ясеню боль.

Через мгновение портал сформировался окончательно. Рассказчик, не оглянувшись, прошёл через него; там, куда он шагнул, в отдалении виднелся наш родной город.

– Ну, чего стоите? – недоумённо спросил Семён. – Вперёд, домой!

Раздался треск. Портал захлопнулся, а артефакт, вместо того, чтобы вернуться и врасти обратно в дерево, взмыл в воздух, описал широкую дугу над поляной, и очутился в руке у невесть откуда появившегося незнакомца.

Шёпот.

И боль.

Они беспощадны. Оба – от страха.

Страх пронзал душу острыми клинками. Боль терзала тело ядовитыми стрелами.

Но он жил, ибо не имел права умереть, не исполнив предназначенного.

Кто шептал над истерзанным телом на голом каменистом плато? Вечный бродяга ветер.

Здесь, высоко в горах, окаймлявших Цветочную долину, ветер вёл себя подозрительно тихо. Вместо завывания средь горных круч и неистовой песни урагана, способного разбросать огромные камни по склону, он усмирял свой дух и шептал, шептал, шептал.

Никто не различил бы слов, но тот, кто лежал на плато, понимал речь ветра. Он повторял без умолку: «Умрёшь. Погибнешь. Сгинешь». Но израненный жил назло шёпоту.

Тот, кто без сил внимал ветру, боялся умереть. После того, как судьба выбрала его для долгого и опасного пути, он стал почти бессмертным. Почти – потому что абсолютно бессмертна лишь Вселенная.

Он страшился шёпота непреклонного ветра, а тот смирял свой нрав ради забавы и интереса: сколько проживёт худощавое тело? Оно неделю неподвижно лежит на острых камнях, значит, недолго осталось.

Но тело почему-то упрямо жило, неведомым образом обходилось без воды и пищи. Мало того – раны на нём затягивались. Лежащий терпеливо ждал, когда вновь станет сильным и здоровым – тогда он встанет.