Коробков. Да… а… Так и говорит — «в гнусном»? Весь город у нее выходит — гнусный? С характером, значит… Максималистка. Ну, ну, я шучу. Выкладывай дальше.

Дмитрий. Она семь главных ролей в этом театре сыграла. Диплом у нее о высшем театральном образовании… Все как надо… Она поет хорошо, на гитаре играет, танцует…

Коробков. Сколько?

Дмитрий. Чего… сколько?

Коробков. Ну, лет, лет ей сколько?

Дмитрий. Двадцать… семь.

Коробков. Исключено.

Дмитрий. Что?

Коробков. Безнадега.

Дмитрий. Да?

Коробков. Ничем тебе, Дмитрий, я здесь помочь не могу. Объявись сейчас в Москве хоть сама Комиссаржевская в таком возрасте — не возьмут. Так что ничем помочь не смогу. Легче мне тебя сейчас устроить министром точного приборостроения, чем женщину в двадцать семь лет в московский театр.

Пауза.

Дмитрий. Да…

Дмитрий. Вот так. Так что пусть идет учиться и меняет профессию, пока не поздно.

Пауза.

Эва, как скис. Влюблен… Ну, да ведь не всем же артистами быть. В больших городах это сложно.

Пауза.

Дмитрий(встает). Ну, я пойду… Мне пора, да и у вас, я смотрю, дел навалом. Как-нибудь с женой зайду, если разрешите.

Коробков. Погоди ты! Садись! Жанна! Да давай же что-нибудь на стол.

Пауза.

Старики-то твои живы?

Дмитрий. Умерли. Восемь лет уже.

Коробков. Редкие они были люди. Героические.

Дмитрий. Да.

Коробков. Да… помирают старики. У меня ведь мать тоже умерла.

Дмитрий. Я ее помню. Жаль, Коробок.

Коробков. Ну, знаешь… давай приведи ее ко мне на той недельке. Только прямо скажу — для очистки совести это делаю. Приведи. Ты не бойся. Я не бабник. Двадцать лет с одной женщиной проживешь, да еще такой, которая все двадцать лет верна тебе, женоненавистником сделаешься. Я на твою просто взгляну профессионально… вообще… у меня тут пьесочка одна выпеклась… Прелюбопытная штучка, говорят. «Ты — и больше никого» называется. Там героине — двадцать девять лет. Жена главного в эту роль зубами вцепилась… да она… ну, это ладно. В общем, звони, да и приводи ее на той недельке… Ну что же ты там, Жанна?!

Жанна(входит с рюмками). Митенька, у вас там в НИИ никак нельзя черный кафель достать? У вас же связи со стройплощадками, наверное, имеются?

Дмитрий. Жанночка, извини меня, но только «чур меня!» от таких дел, я к этим левым делам и на пушечный выстрел не подхожу.

Коробков. Молодец, Митька, из нашего ряду, честным трудом кормиться хочешь.

Жанна. Чай сейчас вскипит. С этим проклятым ремонтом все бутылки куда-то запропастились. Представь себе, Валерка, бар открыла, а бутылок нет.

Коробков(смущенно). Ну, ну, тащи чаю.

Жанна. У меня варенье хорошее есть. Из китайских яблочек. Маленькие такие, не больше крупной рябины. Я каждый год специально для гостей целое ведро варю. У меня хорошо выходит. Совсем не горчит. Попробуешь?

Дмитрий. Да не надо, Жанночка, мне пора.

Коробков. Так боржомчика хоть выпей — со льда.

Дмитрий. Нет, спасибо, я пошагал.

Коробков. Зря ты женился, брат.

Жанна. А говорили, Сидоров, что просто так навестить старых друзей зашли. Жену, значит, в театр устроить просите? Знала бы — сказала, что дома нет. Так нет, обманули!

Коробков. Жанна, это наконец невыносимо!

Жанна. А что — Жанна? Что — Жанна? О целом мире хлопочешь один, прямо как господь бог, а вот о собственной семье не хочешь подумать. Вот твой школьный товарищ вполне может тебе помочь. Но у него, видишь, принцип! А ты вот возьми ему да скажи, что у тебя тоже принципы. (Уходит.)

Коробков. Вот так-то вот, брат. Семейная жизнь, она вроде писательского поприща, в ней те же законы; тут тоже главное не обижаться. Обидят тебя, а ты мимо.

Дмитрий. Да ничего, Валерий, ведь мы свои. Засиделся я у вас! (Громко.) Ты уж прости меня, Жанночка! До свидания.

Жанна(из кухни). Счастливого пути!

Дмитрий. Пока, Валерий.

Коробков. Ну-ну. Бывай. Значит, договорились.