Дмитрий. Ха-ха… А то… ха-ха… дура-а-ак… хе-хе… про Коробкова! Ха-ха! И он… ха-ха… и он, говорю… ха-ха… здесь похлопотал…

Оба долго смеются, потом Д м и т р и й берет ее на руки и кружит по комнате.

Флоринская. Митенька, Митенька, постой. У меня же кружится голова! Мне же теперь нельзя так! Со мной теперь надо обращаться осторожно.

Дмитрий(осторожно сажая ее). Ну и дурень я! Все инструкции забыл! (Пауза.) Точно?

Флоринская. Совсем-совсем. Но только она мне опять сказала, что, если я захочу избавиться от ребенка, у меня детей больше не будет.

Дмитрий. Да кто же будет от него избавляться? Теперь к черту эту гориллу из Захаркиной кроватки, хватит с ней цацкаться, хватит носиться с этим куском зеленого плюша, набитого опилками. (Вынимает из кроватки завернутую в одеяльце обезьяну.)

Флоринская(хватает обезьяну, прижимает к себе). Никогда не смей обижать эту славную беззащитную мартышку! Ты разве забыл, что она для нас с тобой сделала? Поставь сюда стульчик.

Д м и т р и й двигает к столу стульчик, Ф л о р и н с к а я сажает туда обезьяну.

Вот так. Она и теперь будет присутствовать на каждом нашем семейном торжестве. Поставь ей, как всегда, стакан и налей туда чаю — маленьким пить вино нельзя. Если бы вдруг сейчас снова вошли к моду фамильные гербы, я внесла бы ее в наш герб. Зеленая мордочка на коричневом фоне. Она бы переходила от наших детей к внукам, от внуков к правнукам и так дальше. Все давно бы забыли нашу с тобой историю, она бы сама обратилась в прах, но все бы ее чтили как основоположницу рода. Кого бы нам сейчас к себе позвать?

Дмитрий. Тебе хочется гостей? Я могу позвонить кое-кому с работы — у нас есть несколько очень симпатичных ребят. Слушай, а давай пригласим Коробка? Как-никак, а все же он много сделал для нас.

Флоринская. Я до сих пор не могу опомниться, как все это произошло. Нет, я права, все-таки каждому человеку везет несколько раз в жизни, только потом, если становится плохо, все об этом забывают.

Дмитрий. И ты забудешь?

Флоринская. Я — никогда. Клянусь. Мне еще ни разу так не везло. Это, наверное, лучший год в моей жизни.

Дмитрий. Дальше будет еще лучше. Все только началось.

Флоринская. И знаешь, Коробков говорит, что он настоял на договоре со мной вовсе не из-за тебя, он говорит, что такие вещи не делаются в память о детстве. Он представляет себе свою героиню именно такой, как я, словно обо мне и писал: действительно, роль у него выписана великолепно, я чувствую ее так, как свои руки.

Дмитрий. Да, теперь Оводраловой придется слегка потесниться.

Флоринская. Но, с другой стороны, если подумать трезво, все мои радости сейчас ни на чем не основаны, что толку, что они под нажимом Коробкова заключили со мной договор на год. Главреж же не дает мне репетировать, я не думаю, что они пустят меня на сцену и после премьеры.

Дмитрий. Черт возьми! Да ты же сказала, что ты знаешь!

Флоринская. Что?

Дмитрий. Я вошел, я раскрыл рот, чтобы сказать тебе эту сногсшибательную новость, а ты сказала, что уже все знаешь!

Флоринская. Так я же думала, что ты не про это, а про то, а ты, оказывается, про это! Так что же?!

Дмитрий. Коробков, Коробков звонил мне на работу!

Флоринская. Ну и что?!

Дмитрий. А то, что с завтрашнего дня ты начинаешь репетировать вместо Овогрудовой. В ней ему что-то дико не нравится, он долго объяснял мне по телефону что именно, но я ничего не понял. Тебе не звонили еще из театра?

Флоринская. Да я пришла-то только перед тобой.

Дмитрий. Значит, еще позвонят. Так что полный порядок.

Флоринская. Сказка…

Смотрят друг на друга. Пауза.

Позвони Коробкову. Пусть придет сейчас на наш бедный, но сказочный пир.

Дмитрий. Жанна не пустит его к нам. Она ревнует его к тебе.

Флоринская. Я повода не давала.

Дмитрий. Когда есть повод, уже не ревнуют. Только злятся.

Флоринская. Из какой это пьесы?