Шрифт:
— Да, спасибо большое. С нетерпением жду еще чего-нибудь, — бубню я себе под нос.
— Что такое? — Трей поднимает меня своими накачанными руками и усаживает в кресло.
— Ничего, — ворчу я, снимая тормоз с колес и направляясь к двери. Большая голова Зои заглядывает в комнату.
— Увидимся завтра, солнышко.
— Святое дерьмо. — Зои идет рядом со мной, и перед нами автоматически распахиваются двойные двери, когда мы приближаемся к ним. — Нужно каждый день приводить тебя сюда. Он горячий. Прости, — преувеличенно громко кашляет она. — Как все прошло?
— Хорошо. На самом деле утомительно. — Я зеваю, вдыхая прохладный вечерний воздух. — Просто хочу поехать домой и лечь в постель.
— Оу. — Кажется, я слышу разочарование в ее голосе. — Я думала, мы вместе где-нибудь перекусим. Сочный чизбургер?
— Как насчет того, чтобы отправиться за сочным чизбургером? — посылаю сестре вымученную улыбку, и она кивает, когда мы приближаемся к ее машине. Вспомнив о том, что мой мобильник отключен, я достаю его, но он выскальзывает из руки и падает на землю. Две девочки-подростка, проходящие мимо, шепчутся друг с другом, а затем одна из них поднимает мой телефон с асфальта.
— Вот, держи. — Она кладет его мне в руку, и я с благодарностью смотрю на нее.
— Спасибо.
— Да не вопрос, — сочувствующе улыбается она, отчего я хочу вырвать все ремешки на ее миленьких босоножках.
— Ненавижу то, как люди теперь на меня смотрят.
— И как они на тебя смотрят? — спрашивает Зои, а я даже не догадывалась, что произнесла эти слова вслух.
— Никак.
На самом деле в этом-то вся ирония. В детстве ребята смотрели на меня, потому что считали странной. Когда я повзрослела, они делали это, потому что считали красивой. Наверное. Я всегда чувствовала себя неуютно от подобного внимания. Но теперь я желала его из-за долгих, жалких взглядов, натянутых улыбок и тихого любопытного шепота за спиной. Сдерживаю слезы от нахлынувших воспоминаний.
— Я хотел, чтобы ты знала, что я всегда тебя замечал. Я ведь сказал не такие уж и плохие вещи, правда?
— Нет, Дилан. Это самые лучшие вещи.
Больше нет. Потому что теперь инвалидное кресло затмевает ту девушку.
— Эви, я…
— Не хочу говорить об этом. — По тону моего голосу понятно, что разговор окончен, и Зои вздыхает, посматривая в зеркало заднего вида, когда трогается с места и выезжает с парковки.
Я абстрагируюсь от мыслей, причиняющих слишком много боли, пока мы движемся по забитому в час пик шоссе.
После нескольких минут молчания, когда все машины останавливаются, Зои поворачивается ко мне:
— Ну как ты?
— Замечательно.
— Потому что, — вздыхает она, — потому что ты уже не ты.
— А кем бы ты хотела, чтобы я была?
Я смотрю вдаль на мигающие стоп-сигналы и длинные ряды автомобилей. Я знаю, кого она ищет. Но та девушка скрыта под обломками прошлого, и я понятия не имею, как ее оттуда вытащить.
— Я ненавижу это кресло и все, что с ним связано. Ненавижу все, что у меня отобрали. Ненавижу тот факт, что мои мышцы ослаблены и что я не могу бегать. Что ты должна поставить арахисовое масло на нижнюю полку, и только тогда я смогу достать его. Так вот, знаешь что? Если ты ищешь счастливую и беззаботную Эви, то она в отпуске.
— Не думаю, что я ищу эту Эви.
А спустя пару минут она добавляет:
— Может быть, я ищу Эви, которая борется. Эви, которая осталась жива.
— Ну, сестренка, я не знаю, что тебе сказать. Это единственная Эви, существующая на данный момент.
Глава 40
Дилан
Он не мог вкусить запах свободы
Телефон звонит на прикроватной тумбочке, напоминая, что сегодня мы встречаемся с отцом Брейдена, чтобы подписать все документы на продажу закусочной. Я думал, что буду взволнован предстоящим событием, но нет.
Я плохо спал. Голова раскалывается оттого, что всю ночь меня не покидали мысли об Эви. Черт возьми, кого я обманываю? Я не переставал думать о ней с тех пор, как она выставила меня за дверь на прошлой неделе. Более того, с того дня она едва позволяла мне находиться рядом, каждый раз придумывая оправдания, почему мы не можем проводить время вместе.
— Дилан! — кричит Джорди, стоя у подножия лестницы. — Не забудь, что сегодня в четыре мы встречаемся с отцом Брейдена, чтобы подписать бумаги.
Я со стоном встаю с кровати и направляюсь в коридор.
— Да, я понял.
— О, чувак, выглядишь дерьмово. Как ты? — спрашивает он, снимая с плеча ремешок сумки, которую никогда раньше не носил.
Я почесываю щетину.
— Именно так, как и выгляжу.
Кажется, ему неловко.
— Как Эви? — Голос звучит сочувствующе.
— Ничего хорошего, — признаюсь я. — Все так запутано, и я очень переживаю за нее.