— Нора?

— Я уже сто лет как Нора, — хихикает она, и я дергаю ее за разноцветный хвостик, проходя мимо.

— Мы вернулись в четвертый класс?

Присаживаюсь на диван и выхватываю из ее рук «Тик Так», тряся коробочкой, словно маракасами. Устремляю взгляд на этикетку, на которой в воздухе разлетаются белые и розовые конфетки.

— «Земляничные поляны». Новый вкус?

— Ага, — усмехается Нора, — и угадай, с кем я только что столкнулась в магазине, когда покупала его?

— Понятия не имею.

— Гарольд Клепмейер.

Она вздрагивает, называя его имя, как будто что-то мерзкое заползло в рот, и ей не терпится это вытащить.

— Гарольд Клепмейер, — повторяю имя, и в голове начинают всплывать приятные воспоминания. — Ну, как поживает старый добрый Гарольд?

— Точно так же, — выкладывает она, всплеснув рукой в воздухе. — Не переставая рассказывал о себе и о том, как он близок к получению степени юриста. — Нора поворачивает ноги к дивану. — Знаешь, что я делала, пока он болтал?

— Нет. Что?

Ее глаза наполняются озорным блеском.

— Эни-бени, рики-фак — я должна купить «Тик Так». — Мы обе смеемся, затем Нора добавляет: — Он даже бровью не повел, так и продолжал болтать. Жаль, что я не слушала.

Мой живот слегка сводит, когда меня осеняет:

— Помнишь, как он раньше всегда называл меня «железнозубкой» и как считал, что у меня расстройство кишечника из-за того, что я была такой тощей?

— Да. Ну, Гарольд все такой же мудак. Один из главных.

Водоворот в моем животе превращается в насыщенный вихрь.

— Ты хоть знаешь, что самое смешное? Как бы неловко я себя ни чувствовала за время взросления, я была счастлива. Ты, Дилан, мои родители, — вы всегда дарили мне чувство... признания.

Нора указывает на «Тик Так», и я передаю его ей.

— Это потому, что ты была великолепна. И все еще такой остаешься.

Я посылаю ей воздушный поцелуй, и она ловит его кулаком.

— Забавно, что никто не хотел обращать на меня внимание, когда я была зеленым сорняком, но как только расцвела — каждый захотел остановиться и вдохнуть мой аромат.

Нора посмеивается, накручивая на палец конский хвостик.

— Довольно интересная аналогия.

— Так и есть. Но в тот момент единственными людьми, о которых я заботилась, были те, кто любил меня, когда я еще была сорняком. — Цокаю языком. — Вроде тебя.

Она тянется за подушкой и бросает ее мне в лицо.

— Потому что я тоже была сорняком. А нам, сорнякам, нужно держаться вместе.

— Вот именно. — Я хихикаю, сжимая подушку, и устраиваю ее под своим подбородком. — Ну, как твоя мама?

— Хорошо. — Нора откидывает хвост за спину, между ее бровей залегает крошечная складка. — Когда я уходила, она работала в саду. В последнее время она ведет себя немного странно.

— В смысле странно? — Я поворачиваюсь к ней лицом и вижу, как подруга закатывает глаза, уходя в свои мысли.

— Хм-м-м. Точно не скажу, что это такое. Но знаю, что что-то происходит. В любом случае так твердят мои силы психолога. А сейчас, — она замолкает, осматривая меня и задерживая взгляд на лице, — мои силы говорят, что есть причина, по которой ты вся светишься.

— Не свечусь, — протестую я, несмотря на то что мои щеки горят, а уши краснеют. — Ты ведешь себя нелепо.

— Окей, тогда порадуй меня. Расскажи о моей нелепости.

Ухмылка на ее губах — характерный признак. Она знает, что загнала меня в угол. Я прижимаю подушку к груди ради чувства комфорта.

— Никогда не думала, что когда-нибудь мне выпадет шанс быть с Диланом… потому что, — пожимаю плечами, — он не рассматривал меня в таком плане. Но, — покусываю губу изнутри, — я не знаю. Думаю, что-то изменилось. Не могу точно описать это словами. Но что бы это ни было, мне это нравится, и я хочу большего.

Зеленые глаза Норы наполняются озорным блеском:

— Полагаю, под «большим» ты имеешь в виду, что хочешь облапать его и сорвать с него одежду?

Я бью ее подушкой, но не могу отрицать, что внутри меня пробуждается желание.

— Да. Хорошо, может быть, немного и этого тоже.

— Немного? Ты в последнее время вообще видела Дилана? Заверните мне все это за тысячу, пожалуйста.

Мы хохочем до тех пор, пока очень знакомый голос не прерывает нас.

— Эви?