Устыыр же выронил бубен, пролетел сквозь ветви хиленького деревца во дворе и скрылся в сенях с распахнутыми настежь воротами.

Сардан торопливо прополз по земле, вытирая на ходу рукавом мусор с лица и глаз, схватил потерянный шаманом бубен, впопыхах повертел его в руках, взмахнул, выдавив легкий, диссонантный, совсем какой-то бесформенный звон. Бесформенный на первый взгляд, но опытным ухом музыканта Сардан различил в резком и хаотичном звуке бубна некий строй, который, впрочем, сказал ему не слишком много. Сардан воровато глянул на чудище. Простой звон как будто совсем не удивил гадкую жижу, но краем глаза Сардан всё же уловил неуловимое движение. Он стукнул по бубну раз, второй, с одной стороны, с другой, поглядывая на то, какое впечатление звуки производят на чудище из колодца. Один из гигантских отростков грохнулся рядом с музыкантом и этой нервной агрессией выдал неразвитость музыкального вкуса у монстра.

Сардан отскочил на пару шагов, снова повертел бубен в руках, раздумывая, что еще с ним можно сделать. И вдруг стал выдирать из-под мембраны звенящие привески. Сначала вытащил две, потер их друг о друга, постучал, позвенел, посматривая на беснующуюся жижу, потом выковырял еще несколько штук и в конце концов отодрал едва ли не половину всех пластин и бубенчиков, изуродовав несчастный бубен и заслужив тем самым шаманское проклятие.

Пока он издевался над инструментом и пытался разодрать его на куски не слушающимися пальцами, чудовище обрушило несколько конечностей на дом, где пряталась Ашаяти. Девушка только перескочила в соседнюю комнату, когда в прежней разломился потолок и на камелек, лавки и инструменты для шитья посыпались битые доски, кора, навоз и смердящая черная каша из колодца. Ашаяти перецепилась через большой чан с прокисшим молоком для бидсэха, перевернула его, рухнула у печи и, падая, завалила на себя стол с недоеденной едой.

Чертыхаясь и отплевываясь, она выползла из-под завалов, выглянула в окно и увидела промелькнувшего мимо Сардана. Он остановился у кадки с водой и опустил внутрь бубен. Побултыхав его там несколько секунд, музыкант вытащил бубен из воды, ощупал, оглянулся на ковырявшее соседний сарай чудище и помочил мембрану еще немного. После этого, зажав бубен между коленей, стал спешно разгибать проволоку по краю обечайки, чтобы расслабить кожу мембраны и сделать звук не таким резким. Проволока порезала негнущиеся пальцы и без того искалеченной руки, и по бубну потекла грязная кровь. Сардан заскулил от боли, сломал пару ногтей, но всё же ослабил крепление.

Чудовище выпотрошило сарай и расшвыряло по округе крышу. Сардан отступил от кадки с водой, вдохнул побольше воздуха, зажмурился для смелости и поднял бубен над головой. Оставшиеся висеть под мембраной привески из меди слабенько звякнули – и чудище замерло! Липкие лапы зависли в воздухе …

Сардан аккуратно повел бубном из стороны в сторону. Зазвенели бубенчики, загудела, ловя ветер, смягченная водой мембрана – загудела тихо, неслышимо совсем. Но столб черной жижи, торчавший из колодца, услышал этот гул и заболтался, как холерик в истерическом припадке!

Конечности чудища задергались от негодования, как змеящиеся ветки взволнованного бурей дерева, оплевали всё кругом протухшими соплями и ринулись на музыканта. Тот, не ожидавший такого поворота, подскочил и бросился бежать, неумело перевалился через забор и, соскользнув с верхней жерди, плюхнулся носом в мокрую траву, вскочил и помчался по лужам во дворе какого-то дома, а дом этот тотчас разлетелся на куски от косого удара толстой лапы. Щепки и навоз едва не сбили музыканта с ног, а волна воздуха потянула его вбок. Сардан напоролся на какие-то кусты, запутался в них, потом споткнулся о сваленные у забора битые кувшины и полез было на оградку, но и та рассыпалась от тычка черной жижи. Музыкант опять врезался в лужу физиономией, вскочил, как заведенный, и побежал куда-то непонятно куда, дворами, в обход, а позади него брызгала грязью избитая земля, взрывались дома, хотоны, сараи, заборы и лабазы, груды кувшинов и летние юрты.

И пока музыкант удирал от чудовищных лап, позабытый всеми шаман выбрался из-под обломков сарая, – обмазанный навозом с ног до головы, – и заплясал с остервенением, распевая какие-то заклинания. Он крутился юлой, задирал до груди острые колени, пучил придурковато глаза и вертел маленьким бубном с уже разорванной неизвестно когда мембраной. Песня Устыыра похожа была на ритмическую фигуру из отрыжек и скулежа. Столб жижи отвлекся от трусливого музыканта и поворотил половину отростков к шаману. Сардан воспользовался передышкой, скрылся за уцелевшим углом истерзанного дома и достал из-за пояса нож.

Чудище не стало слушать шаманский концерт и выстрелило в исполнителя струей, клокочущей и пахучей. Покрытый толстым слоем нечистот Устыыр прекратил свои пляски и без сил свалился в лужу.

В этот же миг у дома напротив откинулся берестяной полог и на улицу выскочила Ашаяти. С золотым мечом в руке она подбежала к замешкавшейся одинокой лапе и рассекла ее поперек. Срубленная жижа растеклась блевотиной по земле. Вдохновленная успехом Ашаяти с истеричным смешком направилась было к следующему отростку, но остановилась и обернулась – из отрубленной конечности, булькая и хлюпая, быстро вырастала новая. Ашаяти подрастеряла самоуверенности, но всё же продолжила путь и ударом меча срезала еще одну лапу. Но когда жижа безвольно шлепнулась на землю, срез запузырился и набух. Ашаяти отпрянула – и вовремя! Туда, где она только что стояла, свалилась извивающаяся черной змеей лапа чудовища и понеслась по земле, вздымая грязь, сгребая кучей все деревенские помои. Ашаяти, недолго думая, прыгнула в окно ближайшего дома. Но просчиталась – северное это окно оказалось таким узким, что не пролезть в него было и щуплой девушке. Ашаяти глупейшим образом застряла в раме, выставив на обозрение свой зад. Лапа врезалась в стену дома и буквально вбила Ашаяти внутрь, расколошматив при этом всю стену. Девушка залетела в комнату и, визжа от боли и возмущения, закатались под лавку. Вломившаяся же в разбитую комнату лапа наткнулась на печку – и вспыхнула!

Рыжеватое пламя весело и с энтузиазмом ринулось по отростку к возвышающемуся из колодца столбу жижи, добралось до верхушки, а оттуда разбежалось по всем веткам в разные стороны и, раздуваемое ветром, приобрело чуть сливовый оттенок. С земли казалось, что вспыхнули небеса.

Чудище завертелось, чтобы сбить пламя, и болтающимися как попало конечностями подняло настоящий ураган. Сардан выбрался из укрытия, прокрался вдоль покосившегося забора и принялся тереть оставшиеся на большом бубне пластины лезвием ножа. Столб жижи вздрогнул от болезненного скрипа, почти неразличимого в шуме ветра, ревущего пламени и шлепающих с небес черных капель. Так вздрагивает озадаченный кавалер, отхвативший неожиданную пощечину. Такого чудищу было не стерпеть, и оно взбесилось окончательно, обрушило на землю пылающие конечности и стало лупить в истерике по оградкам и кустам, по домам и лавочкам. Музыканта окружил вихрь взметнувшихся в воздух обломков и грязи, навоза и каких-то ободранных куриц. Воодушевленный Сардан с удвоенной силой заскрипел медными привесками, с утроенной! Ошалевшее чудище избивало землю как сошедший с ума барабанщик, и то ли по счастливой случайности, то ли из отвращения или еще по какой причине – ни один удар пока не раздавил музыканта в лепешку. Лапы чудища мазали, как кулаки, боящиеся наткнуться на нож.