Сююрин тогда услышала шаги и, всё еще наполовину скрытая дрожащими на ветру листьями, подняла на Джэйгэ взор и улыбнулась, и улыбка эта, похожая на склонившийся к молочной реке лепесток розовой лилии, коснулась его сердца. Глаза Сююрин, прищуренные с некоторой неловкостью, глаза ее, в которых отражался бледно-лиловый закат, вобрали в себя всё прекрасное, что когда-либо видел Джэйгэ в мире и что когда-либо еще мог бы увидеть. Она смотрела на него, и волосы ее тихонько шевелились вместе с яблочными листьями, перебираемые пальцами ветра, и запах яблок, кисловатый и такой мягкий, что его трудно было уловить, – стал запахом жажды. В тот день Джэйгэ ничего не сказал, робкий, смущенный, как будто встретил айыы Верхнего Мира, богиню И Юмекуш, что насмешливо видит насквозь весь мир, и он кивнул неловко непонятно куда и поспешил убежать. И с той поры искал повода вновь заявиться в ее сад, вышагивал с самого утра вокруг тонкой оградки и надеялся разглядеть Сююрин между игривыми листьями. Он знал ее с самого детства, но до сих пор не сказал ей ни слова. И внезапно – в один миг – она стала центром его мира…

Встречи были скоротечны. Целыми днями безмолвным призраком бродил Джэйгэ мимо яблоневых зарослей, шатался туда-сюда у калитки из прутиков в надежде увидеть ее хоть на мгновение – а увидев, бежал в смятении, счастливый и несчастный. Его мир обретал краски лишь с запахом яблонь, а слова Сююрин рождали музыку. Всё остальное окутывал туман, разъедала сырость, покрывали тучи и бесконечная нужда.

За полгода бесплодных мечтаний и утомительных вздохов он сумел сказать Сююрин всего несколько слов, а потом набрался смелости, от которой помутилось в глазах, и отправился в ее дом. Задыхаясь от смущения, он, кланяющийся, шаркающий по земляному полу и позабывший прикрыть волосяную занавеску от комаров, попросил у отца Сююрин руку дочери. И услышал отказ. «Эйээх, ты мне нравишься, парень, – сказал отец, – но дочери моей нужен хороший муж. У хорошего мужа есть дом, земля, уважение и золото». «Но я люблю ее, – шептал разорванный на части Джэйгэ, – разве это не самое главное?» «Что толку мне от твоей любви? Завтра ты забудешь свою любовь! Она сгниет, как первый пострел, пролезший из-под снега. Но не сгниет золото, сияющее в глазах завидующих тебе людей, не забудется и не отсыреет. Жизнь человека, кровью умытая, стоит золота. Одному золоту клянутся в верности до последнего вздоха. Люди не видят твоей любви, парень. Они уважают тех, у кого сундуки трещат от золота, как дятел в тихом лесу. А у тебя, Джэйгэ, и вшей на голове нету».

– Значит, я добуду золото. И уважение.

– Тогда и приходи.

Из дома Сююрин Джэйгэ помчался к себе, полный энтузиазма и сладких предчувствий. Я приложу все силы, говорил он себе, буду лезть из кожи вон, буду работать днями и ночами – и Сююрин станет моей! Цвет этого мира войдет и в мой мрачный, серый дом. И музыка будет играть вместо его тишины!

Но когда он добрался до порога – остановился, будто врезался в стену. Его дом был пуст. На заднем дворе, в хилом загоне, жевали пожухлую траву два старых, беззубых каарзыма, оба самцы, да бегал где-то петух. Джэйгэ был нищим, пропитание себе он добывал охотой, но этого еле хватало ему одному на поддержание жизни в и без того не слишком сильном теле. Его отец умер много лет назад, а вскоре после того кто-то купил и увез его мать. Осталась одна тетка, но у нее самой было столько забот, что на бедного племянника совсем не хватало сил, поэтому с детства он был один, слушал тишину и видел вдоль стен пустые спальные лавки.

Несмотря ни на что, Джэйгэ с головой окунулся в омут повседневных забот: высадил позади зимнего дома огород (чем ооюты обычно брезговали), как сумел починил крышу, благо старые его каарзымы с избытком поставляли навоз, днями и ночами пропадал на охоте в лесах, продавал шкуры и мясо. Следующие полгода он почти не видел Сююрин, занятый с раннего утра до позднего вечера работой. За это время он заработал несколько болезненных шрамов, потерял одного из своих несчастных каарзымов и петуха, ничего не вырастил на огороде и вынужден был разобрать прилегающий к общему дому курятник, потому что там всё сгнило без остатка. Несмотря на усилия, за полгода он стал даже беднее, чем был прежде. И вот, проходя в эти мучительные дни мимо оградки ее дома, мимо неслышимых яблонь, он услышал шум. Джэйгэ остановился у раскрытой калитки и упал на колени…

Сююрин отдавали замуж за местного бая, богатого купца, жившего в двухэтажном доме со слугами и рабами на краю алааса. Отец этого купца нажил немалое состояние скупкой полудохлых каарзымов. Старых, больных зверей, постриженных и причесанных, смешивали со стадом и продавали под видом молодняка. А недавно скончавшийся дед его, большой военачальник улуса Тылгук Ханадай и герой амбициозных мерзавцев, получил высокий пост после того, как, будучи бандитом и головорезом, разорил два десятка вражеских поселений.

У купца было всё, чего не было у Джэйгэ. Многочисленные слуги, доставшиеся от отца, бродили по соседним улусам и скупали за гроши товары нищих ремесленников, которые продавали потом на юге за золотые монеты. Рабы так усердно пилили леса, что на востоке зачастили наводнения, топившие деревни, стада и дороги, а на медном руднике каждый день гибли люди – рабочие не всегда успевали получить даже первое жалование. Выряженный в дорогие шубы купец нежился среди шкур, с насмешками раздавал приказания и пил чужеземное вино. Никогда в жизни его белые руки не вели поводок каарзыма, не стреляли из лука, не держали топор. Чтобы откинуть полог над лавкой, он звал визгливым голосом слуг.

Понадобилось три поколения негодяев, чтобы обрести богатство. Десятилетия грабежа, разбоя и махинаций…

И Джэйгэ опустил руки. В глубине души он давно понял, что честным трудом никогда не заработает столько, чтобы выкупить Сююрин. Не хватит жизни. Не хватит и двух…

Мир исчез. Потухло солнце.

Джэйгэ больше не чувствовал запаха яблок. Он обернулся – каарзымы уныло тащились за ним по тропинке, но лес изменился. Под ногами хлюпало, а по темным, почти черным листьям текла густая жидкость, похожая на гной. В воздухе стоял запах гнили. Запах, который преследовал Джэйгэ всю жизнь.

Гниль появилась в деревне спустя несколько дней после того, как Сююрин покинула отчий дом. Какая-то зараза облепила деревья, и все их пришлось срубить. На месте яблоневых зарослей остались захиревшие кусты, скоро превратившиеся в комья сухого мусора. С тех пор Джэйгэ никогда не встречал в Ооюте яблонь и не слышал их запаха. А еще он больше не видел улыбки Сююрин.

С той минуты, как она переступила высокий порог двухэтажного купеческого дома, ее лицо превратилось в маску. Джэйгэ не видел ее тогда целый год. Он вообще ничего не видел. Он забросил всё и скитался по мрачным лесам в одиночестве, охотился, но редко настигал дичь. Его сознание как будто отделилось от тела и блуждало меж исковерканных осин, искало выхода из лабиринтов отчаяния в завалах валежника, тонуло в болотах, стремилось к дождю и ловило молнии, а потом Джэйгэ спустился обратно в улус непонятно зачем и снова наткнулся на Сююрин. Она сидела у реки и стирала белье, а он остановился напротив, на другом берегу, и целый час они, без улыбок и слез, смотрели друг на друга, разделенные ледяным потоком. Сююрин была беременна, но вскоре ее ребенок погиб не родившись.