– Как солнце встанет – доберешься, – сказал старик.

– Как?! – Джэйгэ так опешил, что плохо закрепил ремень и один из мешков свалился в ноги каарзыма. – Южанин говорил, что я дойду сегодня.

Крайний срок доставки почты истекал до захода солнца.

– Раньше так было, – кивнул старик. – У старой дороги сворачивали через деревню в лесу, но теперь люди в обход ходят. В лес идти не решаются. Две зимы назад один парень глазами наредника видел. Деревня пустая теперь, одни волки воют. Новая дорога огибает холмы.

– Но пройти по старой еще можно?

– Живые там не ходят.

– Я спешу.

Старик печально улыбнулся.

– Эйээх! Мертвецам золото ни к чему, парень, – сказал он.

– А живым ни к чему без него.

– Себе и без золота пригодишься, – старик посмотрел на Джэйгэ серьезно. – Из леса уже целую зиму никто не выходил. Не сворачивай туда, парень. Поживи пока.

Джэйгэ нервно отвернулся и дернул уздечку каарзыма.

– Не сверну, – сказал он.

Джэйгэ поспешил по дороге, ведя сцепленных каарзымов за поводок. Тропа скоро уткнулась в опушку и повела в обход леса. Джэйгэ поглядывал на темную зеленую листву, на вздрагивающие под резкими порывами непостоянного ветра ветви, на иголки и размышлял. Последние две недели он постоянно спешил, спал через раз, устраивал привалы только когда совсем кончались силы – и всё равно опаздывал. Он разложил в уме маршрут последнего месяца, вспомнил почтовую карту и прикинул, где мог ошибиться. И ничего не придумал. Потому что он не ошибся. Да, он долго обходил горы, но, во-первых, в горах не было дороги (по крайней мере, о ней не знали местные), а во-вторых, вокруг были разбросаны селения, где нужно было собрать отправления. Другой дороги не было, а значит, весь маршрут из Арын-Абе до Эрээсина изначально был составлен так, что нельзя было уложиться в срок. Что это – халатность составителей, которые в жизни не выбирались дальше своих контор и представляли мир по картам и цифрам, или намеренная ошибка, вредительство? Ведь если Джэйгэ не вернется в срок, то не просто потеряет всё заработанное, а еще и получит штраф, и выйдет тогда, что последний месяц он прожил впустую! Не впустую даже – а вовсе зря! Терпел морозы, ливни, пробирался сквозь реки грязи, спасался от хищников, умирал от голода и отдавал последние куски перепуганным, измученным и надменным, кстати говоря, каарзымам. И ради чего? Чтобы стать еще беднее? Чтобы его, нищего почтальона, деньги положил себе в карман какой-то чиновник-вредитель, сидящий в теплом затхлом кабинете, где жизнь и смерть перепутались местами?

Еще один месяц, который не только не приблизит Джэйгэ к цели, а наоборот – отдалит… К цели и так давным-давно не видимой на горизонте, к цели скорее призрачной, чем реальной, к мечте, которая, несмотря на свою реальность, кажется игрой воображения.

Зачем я прожил этот месяц? – думал Джэйгэ.

И эту жизнь, – отзывалось эхо.

К чему вообще спешка? В ооютском языке до сих пор нет единых названий месяцев, а почта копирует южные порядки и выставляет сроки не по дням, а вообще по часам (используя для этого матараджанские термины)… Хорошо, наверное, ходить южными дорогами и считать шаги, и совсем не то пробираться болотистой степью и ледяными сугробами, без карты и троп – здесь и вправду ни к чему месяца… Иногда не знаешь, доберешься до города зимой или летом…

Джэйгэ споткнулся о камень, самодельная меховая шапка с наушниками съехала на глаза. Джэйгэ снял ее, распрямил. В подкладке за околышем звякнули монеты. Всего семь джагыр – семь монет за пять лет работы на почте. Год его жизни стоил не сильно больше одной монеты. Кому он такой нужен? Сколько можно купить за такие деньги? Старого хромого каарзыма? Дырявую доху? Кадку бидсэха? Джэйгэ посмотрел на равнодушное небо, на равнодушный мир. Всему этому миру было плевать на него, нищего и никчемного бродягу с семью монетами, который вскоре, выплатив штраф, станет еще беднее… Сколько останется тогда? Четыре монеты? Три?

Всю свою жизнь Джэйгэ шел к призрачной цели, всю свою жизнь имя ее произносил он как песню, и имя этого покрывало весь мир своей красотой и как будто говорило, что ради красоты этого имени стоит жить… Но сейчас – впервые в жизни – Джэйгэ не хотел его вспоминать. Ему было стыдно. Стыдно за свое ничтожество, за то, что долгие годы потратил он на то, чтобы приблизиться к цели – а в результате отдалился еще дальше.

Джэйгэ остановился.

От петлявшей у опушки дороги отходила узенькая тропка, заросшая молодой травой, и терялась в лесных зарослях. Короткий путь, о котором говорил старик. В конце концов, горько подумал Джэйгэ, я не стою на месте. Ведет же куда-то меня дорога? И если я до сих пор никуда не дошел, то, может быть, это потому, что шагал слишком медленно?..

Джэйгэ свернул в лес и потянул за собой каарзымов.

Узкие колеса оставили шрамы на мокрой дороге, огибавшей каждую горку и каждый ничтожный пригорок. Жужжала и шипела хмурая степь.

Лишившийся музыкальных инструментов Сардан неуклюже шагал впереди и сутулился без тяжелого ящика. Устыыр, тоже потерявший один из бубнов, еле тащился следом и назойливо звенел привесками на шубе. Ашаяти замыкала шествие и вела за собой трех артельных каарзымов.

Музыкант внимательно разглядывал разбитую следами колею. Похоже, прошедшую здесь не так давно повозку сопровождали пешие люди. И не только люди – Сардан показал шаману на необычные следы копыт, но Устыыр сделал вид, что занят своими мыслями и замечание проигнорировал.

– Неблагодарные люди, – бухтела позади Ашаяти. – Ты им добро, а они тебе не то, что монетки медной, ни куска хлеба, ни стакана воды, ни хотя бы спасибо… Злые такие, как будто мы у них детей съели! Ты ему гриву гладишь, а он тебе пальцы откусить лезет. От такого народа в награду разве что дубиной в ухо получить можно…

– С тех пор как мы с тобой познакомились, – подал голос Сардан, – нас отовсюду провожают дубиной в ухо.

– Это потому что у тебя руки из задницы, – решила Ашаяти.

– Некоторые люди ведут за собой беды, как каарзыма за поводок, – вступил неожиданно Устыыр. – Некоторые же люди сами изнутри беды, завернутые в кожаный пузырь. Ваша жена – большая беда, оказывается. В Ооюте таких возвращают родителям.

– Ничего себе! – воскликнула Ашаяти и посмотрела на Сардана. – У тебя есть жена?! Первый раз слышу!