«Еще рано… слишком рано…»

Он бросил оружие.

— И это все? — нахмурился Гексахир, и в голосе его прозвучало разочарование. — Возможно, ты и в самом деле сломался. Какая досада.

Олеандр отвернулся.

Сначала не было ничего.

Но затем небосвод раскололся, изрыгнув частицу ада в реальность. Переход корабля из варпа в материальный мир был зрелищем не для малодушных. Особенно когда речь шла о таком корабле, как «Везалий».

Древний фрегат типа «Гладий» вырвался из эмпиреев с торжествующим воплем тормозных двигателей. Изящный и смертоносный корабль не был отмечен ни геральдикой, ни опознавательными знаками, лишь причудливыми мрачными пятнами, что оставались после полетов сквозь имматериум. Аметистовые молнии танцевали вдоль зубчатых стен, защищавших покрытые шрамами борта. Сверкая серебристым полем Геллера, «Везалий» мчался среди звезд, целиком посвятив себя поиску добычи.

Фабий стоял на наблюдательной палубе, что нависала над мостиком. Он чувствовал довольное урчание корабля, подобное рыку громадного представителя рода кошачьих. Слишком давно «Везалия» не выпускали на охоту меж звездных путей, и, похоже, фрегат наслаждался сделанными на нем усовершенствованиями. Фабий повернулся к распорядителю стратегиума корабля.

— Вольвер, докладывай.

— «Везалий» доволен, — ответил тот странным монотонным голосом. Распорядитель стратегиума изменился так, что больше нельзя было понять, являлся он прежде мужчиной или женщиной. Теперь создание напоминало скорее автоматона из твердого металла и стекла. Перегонный куб в обличье живого существа. В прозрачном колпаке-черепе пульсировал живой мозг, а человеческие глаза пристально глядели из андрогинной посмертной маски, изготовленной из меди. Взгляду открывалась вся тянущаяся по стеклянному телу нервная система, будто это была иллюстрация в медицинском трактате. Фабий считал его одним из своих лучших творений.

— Надеюсь, что так и есть после череды недавних усовершенствований, — сказал Байл. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь необычайно стерильным воздухом на палубе. Одним из побочных эффектов прорастания психокости во фрегате стало заметное отсутствие загрязнителей в системах водоснабжения и вентиляции. Он провел рукой вдоль волнистых перил из духовного пластика, чувствуя тепло.

Психокость распространялась по оболочке «Везалия», заменяя изъеденные внутренности корабля новыми и до сих пор не до конца понятными Фабию структурами. Фрегат изменялся, становясь чем-то другим. Чем-то чуждым. Фабий это одобрял.

— Интересно, придется ли мне однажды тебя отпустить? — пробормотал он. — Или же настанет день, когда ты просто не придешь на мой зов?

Он чувствовал, как вдоль перил прошла дрожь, будто корабль его услышал. Разумеется, «Гладий» всегда наблюдал. Даже когда делал вид, что это не так.

— «Везалий» любит тебя, Благодетель, — раздался странный голос Вольвера.

— Это ободряет, Вольвер, — оглянулся Фабий. — И я весьма за это признателен. Уверен, мы уложились в график, ведь так?

На организацию экспедиции ушло больше времени, чем хотелось бы старшему апотекарию. В свете превратностей путешествий через варп Фабий почти опасался, что не успеет даже с таким фрегатом.

— «Везалий» уложился.

— Хорошо. Было бы неблагоразумно опаздывать.

Он повернулся обратно к ограждению, сложив руки за спиной. Далеко внизу надзиратели выкрикивали команды экипажу, покорно исполнявшему свои задачи. Большую его часть составляли сервиторы, согнанные на службу с других кораблей или выкованные в генетических кузнях самого Фабия. Они являлись единым целым с когитаторными нишами, а через многих проросли расползающиеся по палубе побеги психокости.

От некоторых механических слуг остались лишь клочья мяса, видневшиеся в относительно человекоподобных психопластиковых глыбах. Но пока они продолжали исполнять свои функции, все это едва ли беспокоило Фабия. На самом деле апотекарий предвкушал процесс наблюдения за медленным превращением командной палубы корабля в то, что, согласно предположениям, станет напоминать скорее мозг. Стены уже начали меняться или изгибаться, а многие люки закрылись или вообще были поглощены корпусом корабля.

Чем же он станет через век? Или тысячелетие? Быть может, новой формой жизни? Мысль об этом была невероятно приятна Фабию. Из пепла старого всегда восстает нечто новое.

— Музыку, будьте любезны. Думаю, что-нибудь бодрящее.

Мгновения спустя бойкие звуки раздались из установленных на палубе вокс-рупоров и разнеслись по отсеку. Фабий закрыл глаза, позволив музыке понести его прочь.

Мотив был старым. Старший апотекарий гордился своей коллекцией музыки из времен до Объединения — это было его страстью с самого детства. В том или ином виде коллекция сопровождала его с самых гор Европы сквозь смертельные поля Йови-Сат II и бешеный вихрь Ереси. Ему случалось время от времени терять части собрания, которые приходилось заменять чем-то иным, скажем, горсткой древних альдарских оперетт, которые он приобрел у отчаявшегося торговца в Комморре, однако основа коллекции, ее кости, оставалась прежней. Она переносила все невзгоды, как и сам Фабий.