В моей голове творится настоящий сумбур, меня бросает от одной противоречивой эмоции к другой. Стоит ли мне верить его словам? Он искренний романтик или искусный лжец?

— Ты же так любишь выяснять отношения, почему в этот раз ты предпочла избегать меня, а не ворваться в мой кабинет с претензиями?

— Потому что у меня появилась причина вновь ненавидеть тебя, — я вскрикиваю и уже в следующую секунду жалею о своей искренности. — Мы — это нечто неправильное, непоправимое. Происходящее между нами уже не похоже на одноразовую интрижку, все начинает набирать обороты и меня это пугает.

— Чего ты боишься, Адель?

— Я боюсь вновь испытать боль утраты. Я не хочу собирать себя по кусочкам каждый раз, когда буду узнавать какую-нибудь тайну о тебе. Мне тяжело поверить в то, что в твоем мире похоти и разврата есть место для чего-то искреннего и теплого. То, что нельзя купить никакими деньгами или взять непреодолимой властью.

Я начинаю задыхаться, мое горло саднит от горячих речей, а грудь раздирает непонятное чувство. К рези в ноге примешивается душевая тяжесть.

— Верь в нас, — потребовал Тимур, — Тебе не нужно искать гребаного бога. Потому что мы — нечто большее. Это осязаемо. Это реально. Это прямо здесь, блядь. Я, черт возьми, прямо здесь. Я никуда не уйду. Я последую за тобой, куда бы ты не пошла. Я буду поклоняться у твоего алтаря.

Меня начинает лихорадить от силы его слов. Кровь бешено пульсирует в висках, вызывая головную боль. Я смотрю в его карие глаза и не могу поверить, что это происходит сейчас. Между нами только что полыхнул огонь, и это не пламя страсти, это огонь новообращённой веры в наш союз.

Дверь кабинета со скрипом раскрывается, и взволнованный Эрик вбегает в комнату. Идиллия момента молниеносно исчезает, не оставив от себя ни следа.

— Боже мой! Я примчался сразу же, как узнал!

— Пока тебя не было, она бы уже давно истекла кровью, — Тимур рычит, испепеляя взглядом парня.

— Простите, я бежал, как мог! Адель, твой телефон разрывается от входящих звонков, — Эрик дрожащей рукой протягивает мне телефон, на экране которого высвечивается входящий вызов от бабушки.

— Алло, бабушка, что случилось? — я отрываю телефон от уха и смотрю на панель уведомлений. Восемь пропущенных от бабушки.

— Адель, мы в больнице. Матвею стало плохо, поднялась температура, и нас госпитализировали.

— Что? В какой вы больнице? — я вскакиваю и сажусь на диван, опустив обе ноги вниз.

— В восьмой городской, в приемном покое.

Взволнованный голос бабушки заставляет меня полностью забыть и о нашем разговоре с Тимуром, и о недавно полученной ране. Я встаю на ноги, но уже в следующую секунду громко вскрикиваю и падаю на пол. В последний момент Тимуру удается поймать меня и вновь посадить на диван.

— Матвей в больнице, мне нужно идти.

— Подгони мою машину к выходу, — Тимур кидает автомобильные ключи Эрику, который с трудом их ловит. — Поедем вместе.

С трудом наступая на левую неповрежденную ногу, опираясь на Тимура, я вхожу в белое здание больницы. Первое, что ощущаю — сильный запах хлорки и спирта. Думаю, любой из нас не выносит этот запах. За ним всегда прячутся страшные диагнозы, горе родных и море слез. Эти стены услышали больше молитв, чем священные храмы. Озираюсь по сторонам, пытаясь отыскать знакомое лицо бабушки, но все тщетно.

— Посиди здесь, — Тимур помогает мне сесть на металлический стул, а сам отходит к регистратуре.

Здесь очень тихо: в зоне ожидания приемного отделения никого нет, приглушенно работает старый телевизор в углу поста медицинской сестры, у окна сонно зевает охранник, явно уставший от долгой смены. Смотрю на высокую фигуру Тимура в черном, слегка помятом пиджаке, он что-то спрашивает у медицинской сестры, а молоденькая девчонка начинает быстро листать страницы своего журнала. Тимур оборачивается и смотрит на меня. Проверяет, все ли в порядке. Я пытаюсь улыбнуться, но беспокойство за младшего брата берет вверх, превращая мое лицо в кислую мину. Чуть поднимаю праву ногу и смотрю на пропитанный кровью бинт. Скорую помощь мы так и не дождались, поэтому Тимур быстро перевязал мою ногу бинтом, и мы сразу поехали в больницу.

— Матвей сейчас должен быть в смотровой, — Тимур наклоняется, и сильные мужские руки вновь цепко схватывают мою талию, помогая идти.

Сенсорные стеклянные двери разъезжаются в разные стороны, и мы проходим в белый длинный коридор с множеством дверей. Проходя мимо комнат, я заглядываю в каждую из них, и сердце нервно подпрыгивает, когда я замечаю в них людей. Коридор заканчивается, а силуэта бабушки так и не было ни в одной из смотровой. Когда мы заворачиваем за угол, и я вижу сгорбившуюся спину бабушки над каталкой в углу прямоугольного коридора, мое сердце пропускает несколько ударов. Я, полностью позабыв о раненной ноге, срываюсь с места и, несмотря на режущую боль, бросаюсь к родным