Язык любви — это то, что не передать никакими словами. Это поступки, совершаемые человеком без какой-либо просьбы или напоминания. Это твоя чувствительность к поведению, привычками, особенностям характера любимого человека. Ты просто делаешь и не требуешь ничего взамен. Не потому что так надо, а потому что ты так хочешь. Желаешь порадовать ее или его, увидеть эти ямочки на розовых щеках, распознать нотки теплоты в вечно грубом голосе, заметить появившийся редкий блеск в серьезных глазах.

А может это когда он такой важный и занятой владелец клуба сидит всю ночь у кровати твоего младшего брата и охраняет ваш сон?

Тимур входит в палату с двумя стаканами ароматного кофе, который разливают в местном кафетерии. Тихо прикрывает дверь, бесшумно проходит к дивану, на котором он провел целую ночь. Все делает неспешно и спокойно, лишь бы нас не разбудить.

— Доброе утро, — сонно произношу я. Не скажу, что я могла спокойно поспать эту ночь, мозг подсознательно вырывал меня из дремоты после каждого движения Матвея. И только под утро, когда солнце начало заливать ярким светом палату, я смогла немного отдохнуть.

— Доброе, — голос с хрипотой и карие глаза. Тимур подходит ближе ко мне и протягивает картонный стакан. — Кофе отвратительный, но другого не было.

— Ничего, — я беру стакан в руки и пытаюсь улыбнуться.

— Я разговаривал с врачами, сказали, что прогнозы хорошие. Полежит пару дней здесь, его прокапают антибиотиками и витаминами, и выпишут домой.

— Хорошо. Бабушка где?

— Пару часов назад отвез ее домой, пусть отдохнет, — мужчина пододвигает рядом стоящий стул ближе к кровати и присаживается на него. — Анна Александровна оказалась очень интересной женщиной.

Черные, чуть взъерошенные волосы. Трехдневная жёсткая щетина. Небольшая синева под глазами из-за бессонной ночи. Две пуговицы неизменной черной рубашки расстегнуты, а рукава чуть подкатаны. Цепкие и жилистые мужские руки, сжимающие в ладонях хрупкий стаканчик кофе. Сосредоточенный взгляд, упорно пытающий поймать мои глаза.

— Да уж, она такая, — я улыбаюсь и подправляю одеяло младшего брата. Матвей сладко спит, немного посапывая. Сейчас его длинные ресницы кажутся особенно темными на фоне бледной нездоровой кожи. — Ты не представляешь, как я за него переживала. Когда увидела его бледное маленькое тело на этой старой каталке в коридоре, я впервые почувствовала такую сильную безысходность. Мне хотелось забрать у него всю боль. Я желала, чтобы на его месте оказалась я, а он продолжал шумно носиться по квартире с мячом, доставая соседей сверху.

Мой голос обрывается на последнем предложении, и я решаю замолчать, чтобы не дать волю накопившемся эмоциям. Раньше я смотрела на лицо Тимура и ничего, кроме ненависти оно не вызывало. Не понимала, как можно быть таким заносчивым нахалом. Но сейчас, я сама того не понимая, переступила черту, которая разделяла два совершенно противоположных полюса. На одном сконцентрировалась вся злоба, ненависть и пренебрежение, а на другом — трепет, легкость и доверие. И, кажется, эта черта, проведенная мною же, была абсолютна необоснованна.

— Понимаю. Но он сильный парень, справится, — на лице Тимура нет ни улыбки, ни теплоты во взгляде, но от его слов на душе становилось спокойнее. — Тебе тоже нужно отдохнуть.

— Я останусь с ним, как я могу его бросить.

Матвей начинает двигаться и сбрасывать с ног одеяло. Поворачивается на противоположный бок и лениво открывает глаза. Первое время смотрит на одну точку, долго восстанавливая сознание, а после начинает быстро хлопать ресницами.

— Привет. Как дела? Как ты себя чувствуешь? — я пододвигаюсь ближе и провожу рукой по светлым волосам.

— Хорошо, — Матвей начинает шевелить пересохшими бледно-розовыми губами. — Болит…рука.

Он поднимает правую руку, чтобы посмотреть, что же доставило ему такой дискомфорт. И, увидев залепленный пластырь на локтевом сгибе, проводит по нему указательным пальчиком.

— Это тебе ставили уколы, чтобы твоя голова больше не болела. Она же больше не болит?

— Нет, не болит, — Матвей поднимается на локтях, и садиться, немного сгорбив спину. Сонно потирает голову и впервые переводит взгляд на Тимура. — Здравствуйте.

— Это Тимур, помнишь его?

— Да. Этот дядя подарил мне робота и футбольный мяч, — немного шепелявя, протяжно произносит Матвей.

— Ну, здравствуй. Ты сильно напугал свою сестру и бабушку, — Тимур чуть наклоняется и кладет руки на кровать.

— Я не специально, просто голова сильно болела.

— Ты футболист значит, да?

— Да, я хожу играть с ребятами на стадион. У меня очень хороший тренер. Адель, получается, я теперь не смогу играть в футбол?

— Сначала тебе нужно выздороветь, — Тимур опережает меня. Кладет ладонь на маленькую ножку Матвея и чуть теребит ее. — Как только врачи скажут, что ты здоров, мы с тобой вместе поиграем в футбол.