На выходе она всучила мне ещё и куртку. Замшевую. Способную поспорить своей мягкостью с джемпером.

Про старую одежду я спрашивать не рискнул, потому что предполагал: уничтожена немедленно и с особой жестокостью. К тому же, такого дерьма у меня дома с избытком. В крайнем случае, буду таскать из тех многочисленных баулов, которые сортирует Консуэла. В качестве платы за использование моей комнаты под склад.

Остановившись у Управления, сестра Портера порылась в бардачке и протянула мне картонный футляр со скромным логотипом.

— Возьмите и не теряйте.

Внутри оказался комм, из серии тех, что гнутся во все стороны, только нарочно приспособленный для ношения на запястье.

— Зачем это?

— Поскольку я так или иначе какое-то время буду вашим адвокатом… Предпочитаю не терять связи с клиентами, знаете ли.

Звучит логично. Хотя можно было просто узнать мой номер и…

— Давайте, я помогу.

Она собственноручно застегнула браслет и даже проверила надежность замка.

— Вас точно не нужно сопровождать?

Я прикинул последовательность своих предполагаемых действий и покачал головой.

— Не стоит, мэм.

Как именно она поняла мой ответ, можно было только догадываться, но многозначительно хмыкнула.

— Как хотите, было бы предложено. Ну да, у меня есть свой разговор к этому учреждению, так что… Только, пожалуйста, постарайтесь не ломать казенную мебель. И вообще.

Я попробовал представить, насколько жертвы и разрушения вписываются в мой план. Если подходить к делу реально, мебелью точно может не обойтись. С другой стороны, меня же попросили?

— Хорошо.

— Вот и отлично!

Она легко взлетела по лестнице главного входа, угрожающе стуча каблучками, а я отправился на задворки, к тому самому кабинету, где мне выдали путевку в очень странное путешествие.

Дверь снова оказалась открытой, словно меня ждали. Только ожидающий был один: тот самый, лохматый надзирающий офицер, который путался в формах и бланках.

Путался… И почему я только сейчас это понял?

— Есть разговор.

Я чуть наклонился над столом, и мне рефлекторно подались навстречу. Как раз ровно настолько, чтобы можно было без лишнего напряжения ухватиться за галстук и разложить собеседника поверх бумаг. Мордой вниз.

— Вы подставили меня под мафию.

Он попробовал трепыхнуться и растерянно проблеял что-то вроде: «Но ведь хорошо же получилось…»

— Это не вопрос. Вопрос: зачем?

Конечно, рассматривать этого парня в качестве достоверного источника информации было бы глупо. И я был вполне готов к тому, что придется дернуть не одно звено цепи, чтобы выманить на свет босса. Но напрягаться, и правда, не пришлось.

— Отпустите его.

Голос, прозвучавший от двери, показался знакомым. Где-то я уже слышал эти чуть покровительственные интонации.

— Или вы всегда срываете свою злобу на слабых и беззащитных?

Надо же, мне уже вынесли приговор. А за что? У этого беззащитного пара синяков если прорежется, и то с трудом. К тому же, запросто получит компенсацию за вред, полученный в результате дисциплинарных нарушений. Я даже адвоката могу посоветовать, если что.

Но пальцы разжал, конечно. Потому что сейчас и здесь объектом моего внимания стал совсем другой человек.

Он пропустил лохматого в коридор, закрыл дверь кабинета и неторопливо обошел стол, останавливаясь за креслом.

Немолодой. Весь такой картинно-мягенький, что ли. Как медвежата, нарисованные на всяких любовных открытках: меха нет, одна иллюзия. И если дотронуться, то под пальцами будет гладкая холодная бумага.

По-настоящему мягкой выглядела разве что только его кофта. Вязаная.

— Вы сказали, у вас есть вопрос. Можете задать его мне.

— И получу ответ?

— Разумеется. В любом случае. Так или иначе.

Это ощущение походило на осторожный укол, вроде тех, которыми давеча шпиговала меня сонга. Причем, насколько я мог судить, попало в одно из тех же мест.

— Чудовище! Что ты с ней сделал?!

Комариный укус превратился в пункцию спинного мозга, которую вопреки всем инструкциям и здравому смыслу вознамерились сделать без анестезии, пройдя насквозь через живот.

— Что ты с ней сделал?!

Он ведь уже копался во мне. Тогда, в том странном доме.

Сонгер. Редкий экспонат, если задуматься. О мужчинах, поющих песни, как-то не принято рассказывать на каждом углу, и кажется, понимаю, почему. Потому что он не поет. Он воет, как гайковерт. И ощущается примерно так же.