Зная нрав отца, Идрис даже не пытался возражать, так что очень скоро амир, остыв слегка, оттолкнул его от себя и энергично зашагал по горнице взад и вперёд, выговаривая при этом резко и тихо:— Отныне будешь находиться при мне неотлучно. Но пока — ступай к себе, готовься: тебе предстоит утренняя трапеза с невестой. И потрудись, чтобы всё прошло, как надо. Ты понял? Пошёл!

Идрис почтительно поклонился и с весьма задумчивым видом поплёлся назад, в казарму.

В это же самое время в девичьем тереме нянька ласково, но непреклонно выковыривала из постели полусонную Красу.— О Маэль, ну почему так рано? — жалобно стонала та, пытаясь отпихнуть от себя мису с холодной водой для умывания. — Какой смысл иметь пуховую перину, если тебе всё едино не дают на ней выспаться всласть?Однако Стина знала своё дело. Ловко ухватив воспитанницу за корень косы, она макнула её в воду лицом и сказала назидательно:— Кто рано встаёт — все грибки соберёт. А сонливый да ленивый разживутся лишь крапивой.— Холодно же! — возмутилась Краса.— Зато для личика полезно, — отрезала Стина. — Давай-ка, ясочка моя, одеваться. Да поешь чуток: тебе батюшка велел к утренней трапезе явиться.— Что? Опять любование? — так и подскочила Краса.— Нет, голубка, нынче тебя княжич Идрис угостить по-своему пожелал.— Вот и поем.— Ты мне это брось, — тут же нахмурилась нянька. — В зале тебе надо будет с княжичем беседовать умно и любезно, а не лопать, аки порося.И на столешницу перед носом лже-княжны опустилась полная миска каши.

Управившись с едой, Краса довольно безропотно позволила упаковать себя в парадную одёжу и дарёную женихом чадру. Нынче у неё были планы поважнее, чем браниться со Стиной по пустякам: Краса спешила увидеться с Идрисом, чтобы высказать ему всё, что думает о ночных песнопениях. По пути в большую приёмную залу она сочинила целую речь, пристойную её положению, но в то же время грозную и остроумную, и была твёрдо намерена её произнести.

Едва сопровождавшие княжну няньки расступились, Краса обнаружила, что ждёт её отнюдь не только жених. Зал снова был полон гостей, и посреди него красовался такой знакомый помост с занавесками. Правда, в этот раз почётную «клетку» украсил низенький столик с парой подушек для сидения. Княжич Идрис вышел навстречу и с поклоном произнёс:— Окажи мне честь, прекраснейшая, позволь угостить тебя по обычаю моей родины.Несколько удивлённая и всё ещё настороженная, Краса протянула ему руку и взошла на помост. Усадив княжну на одну из подушек, Идрис зажёг фонарь, а няньки задёрнули занавески.— Чадру можно снять, — шепнул Идрис с улыбкой. — Полог опускают специально для того, чтобы девушка не стеснялась открыть лицо.Краса охотно освободилась от шёлковой накидки и положила её позади себя. Обернувшись обратно к столику, она увидела, что Идрис протягивает ей чашу с водой, в которой плавают лепестки роз. «Мило, — подумала Краса, опуская в чашу руки. — Надеюсь, взамен мне не придётся снимать с него сапоги?» Дождавшись, чтобы княжна стряхнула с пальцев воду, Идрис бережно вытер своей гостье руки рушничком, а затем отдал и его, и чашу за занавес.

На столике уже красовались два прибора: глиняные чашечки и странные деревянные дощечки. На каждую дощечку Идрис положил по тонкому листу хлебного теста, а сверху — ломтики белого сыра, щедро присыпанные зеленью. Листы он свернул в аккуратные свитки, а чашечки наполнил из узкогорлого кувшина каким-то сладко и пряно пахнущим отваром. Наблюдая за его неторопливыми движениями, Краса отметила, как красива на первый взгляд простая посуда, и с каким достоинством и заботой юноша исполняет обязанности хозяина застолья. Приняв из рук Идриса чашечку, она чуть заметно улыбнулась, но тут же в мыслях одёрнула себя: «Горская учтивость… Да много ли в ней правды?»— В сердце моей госпожи нет радости? — вежливо спросил Идрис.— Госпожа жестоко не выспалась, — прошептала Краса по-тивердински, — и мы оба знаем, чья в этом вина.Идрис покосился на неё с любопытством.— Ты говоришь по-тивердински? — спросил он уже безо всяких церемоний, но тихо, так, чтобы не было слышно за занавесками.— Было бы чему удивляться. Половина книг по практическому силодвижению написана на нём.

Интерес в глазах Идриса живо сменился настороженностью. Краса поняла, что сболтнула лишнее, и поспешила исправиться:— Подруга, вместе с которой я росла, имеет дар силы. Наставник обучал нас тивердинскому, чтобы она могла читать нужные ей книги, а я — беседовать с иноземными гостями без толмача.— А полянский? Ты его тоже понимаешь? — спросил Идрис на языке Дикого поля.— Конечно. А ещё я свободно говорю на языке высокогорья, — ответила Краса на родном наречии Идриса. — А так же кое-что знаю о ваших обычаях. Например, то, что пить хмельное — корам.— Не мог же я отказаться от угощения, — смущённо буркнул Идрис. — Обидеть того, кто оказал тебе гостеприимство — ещё больший корам.Только теперь Краса заметила красный след у парня на скуле.— Это откуда? — спросила она, нахмурившись.— Вчера ударился, — вздохнул Идрис грустно. — Пустяки.— Ну да, — сказала Краса, не поверив ни единому слову. — И кстати: ты почему так сильно хромаешь?Идрис вдруг смутился ещё сильнее. Но всё же ответил:— С лошади неудачно упал. Давно, четыре круга назад.Краса уставилась на него с возмущением.— У вас что, ни магов, ни нормальных лекарей не водится?— Из-за подобного пустяка не нужно обращаться к лекарю.— Но ведь нога болит, ты хромаешь!— Говори тише, моя госпожа. Те, кто за занавеской, могут подумать, будто я посмел тебя обидеть.Краса быстрым взглядом скользнула по тканым стенам вокруг себя и убавила тон.— Это не правильно. Хочешь, я прикажу мастеру Гардемиру осмотреть тебя?Теперь уже Идрис уставился на Красу с возмущением, почти с испугом.— Ни в коем случае. Воину не пристало жаловаться.«Этот гордый дурень скорее без ноги останется, чем обратится к лекарю, — подумала Краса. — Посмотрю-ка я сама, что с ним не так.» Девушка сосредоточилась, потянулась в мыслях к Идрису, и сразу же поняла, что в теле подруги потоки силы не подвластны ей. Пришлось просто спросить:— Что случилось с твоей ногой? Сломал, да?Идрис неохотно кивнул.— И как лечили?— Мы тогда были в походе. Перетянули плотно, обложили кусками коры — и всё. Но ведь на лошади — не пешком.— Понятно, — сказала Краса хмуро. — Знаешь что, воин? Приходи-ка нынче ночью опять ко мне под окно. Я тебе скину то, что надо прикладывать к больному месту. Смотри, откажешься — обижусь. Придёшь?Идрис неуверенно кивнул. Краса улыбнулась ему спокойно и открыто, взяла с дощечки свёрточек из горского хлеба с сыром и надкусила угощение.

Всё это время сидящие за главным столом приёмного зала внимательно наблюдали за тенями на занавесках. Увидев, как молодые люди, придвинувшись друг к другу, дружно принялись за еду, князь Радогост с удовольствием отметил:— Похоже, наши дети сумели поладить меж собой.Амир без тени улыбки кивнул ему в ответ.

Разбитое зеркало

Вернув княжну в терем, Стина помогла своей воспитаннице переодеться в обыденное и оставила её за рукоделием одну.

Едва затихли на лестнице нянькины шаги, пяльцы с вышивкой были мигом отброшены в сторону, а сама вышивальщица проворно подбежала к двери и закрыла её на засов. После, вернувшись на прежнее место, она опустилась на четвереньки и выдвинула из-под лавки короб с нитками и лоскутами. Но вовсе не рукодельная мелочь понадобилось нынче Красе. Наклонившись пониже, она запустила руку ещё глубже под лавку, нащупала дверцу тайничка, отворила её и вздохнула с облегчением: секретная шкатулка стояла на прежнем месте.

Тайник этот был устроен подругами очень давно. Сперва в нём прятались от нянькиных глаз лакомства, похищенные с поварни, потом — дарёные поклонниками Красы леденцы и дешёвые перстеньки. Позже их место заняли книжки, якобы вредные для девичьей скромности, и тайком умыкнутые из Гардемирова ларя пузырьки с зельями. Их содержимое использовалось девушками для гаданий, а так же изготовления помад, белил и румян. Хранился там так же и приготовленный самой Красой бальзам, которым не раз втихаря лечились ушибы и ссадины, полученные во время детских проказ.

Откупорив коробочку, Краса понюхала её содержимое и горько вздохнула. Снадобье не утратило силы. В бальзам этот было вложено столько старания и целительных чар, что хватило бы вылечить даже нечто более сложное, чем битые коленки или некстати разболевшийся зуб. В пору его изготовления Краса ещё только почуяла в себе пробуждение дара силы и училась тайнам магии со всем наивным рвением новичка. И верила: придёт миг, когда мастер Мерридин станет гордиться тем, что был её первым наставником, а князь Радогост предложит поступить к нему на службу. В самых же смелых своих мечтах она воображала, как однажды сменит на посту старшего мага княжьей охраны собственного отца… Глупые мечты рассыпались прахом из-за одного-единственного не ко времени подслушанного разговора.

В тот вечер Красе случилось слегка задержаться на поварне в обществе одного из своих ухажёров. Ближе к полночи, пробираясь по тёмной галерее к своей светёлке, она заметила, что в читальне горит свет. Тут бы ей прошмыгнуть тихой мышкой мимо да порадоваться, что никто её не заметил, но дурное любопытство заставило подкрасться к двери и осторожно заглянуть внутрь.

В читальне ярко горели свечи. Княжий маг Гардемир и наставник Мерридин, склонившись над каким-то свитком, негромко переговаривались между собой. Прислушавшись к их словам, Краса вдруг поняла, что речь идёт о ней. Отец спросил о чём-то, а наставник ответил, мягко пожав плечами:— Сожалею, друг мой. Уровень способностей у девочки весьма посредственный: внешний силовой поток нестабилен, а внутренний почти полностью расходуется на телесные трансформации. Такое положение дел вполне обычно для оборотня. Однако Краса старательна и прилежна, при должном упорстве она смогла бы освоить искусство трансформации тела на более высоком уровне.— Внешний поток всё же есть, — не то спросил, не то заверил Гардемир.— Да, и притом открывается он в весьма выгодной области тонкого тела, на уровне колодца Прямого знания, так что будь она юношей…— Краса — девушка, и потому всё это не имеет значения, — отозвался Гардемир чуть раздражённо. — Женщины почти никогда не достигают высокого уровня владения потоком, так что нет смысла зря тратить время на её обучение. От тебя, уважаемый, мне нужно только письменное подтверждение того, что моя дочь имеет активный дар силы. Этого будет вполне достаточно для заключения союза с одним из семейств, заинтересованных в развитии магических способностей у потомков.— О, подобное заключение я могу дать без колебаний хоть сей миг, — сказал Мерридин. Взяв перо, он поставил на свитке замысловатую подпись и заверил её оттиском одного из своих перстней. — В конце концов, по материнской линии передаётся обычно лишь само наличие дара, а не сила его проявления, так что, я уверен, найдётся достаточно желающих…