Шрифт:
Выйдя под снег и разматывая клубок ниток, она направилась к трамвайной станции, где ее ждал мистер Пибоди.
– Бойся и плачь, Тилли Беррике, – усмехнулась она. – Я украду твой праздничный ужин у господина Моргрейва. Это будет лучшим злодейством. Или вернее, худшим! Ха-ха! Украсть новогоднюю традицию! Об этом будут говорить в Тремпл-Толл еще месяц!
Глава 6. Три круглых окна.
В дымоходах выл ветер, и огонь в камине дрожал.
Каролина вязала платье – спицы так и мелькали в ее изящных механических руках. Вокруг кресла, в котором она сидела, громоздились комья зеленых и красных шерстяных ниток.
– Госпожа, – проскрипела Каролина, – вы грустите?
О, этот живой манекен умел считывать эмоции лучше живых людей. Госпожа, и правда, грустила.
– Я же просила не называть меня так, – тихо сказала Полли Уиннифред Трикк.
Она стояла у большого круглого окна своей квартиры в мансарде на улице Пчёл и глядела на канал Брилли-Моу.
За окном все было белым-бело. По глади заснеженного канала лениво ползли пакетботы, а простирающийся на противоположном берегу Блошиный район словно впал в спячку. Там не светилось ни одного огонька и даже из дымоходов не поднимались струйки дыма. Такое чувство, что в Фли что-то затевалось…
Часы пробили восемь. До Нового года осталось четыре часа. Скоро этот мерзкий, кошмарный год закончится…
Полли поморщилась. Чего только не произошло с ней с того момента, как она ступила на платформу «Дурчинс» вокзала Габена. Столько воспоминаний… В Льотомне, откуда она сюда приехала, существовала традиция записывать воспоминания и отправлять их друзьям и родственникам в открытках, но в этом студеном и мрачном месте было принято глотать воспоминания, проталкивая их поглубже в душу, где они и гнили, постепенно разлагаясь и отравляя своего хозяина изнутри.
Этот город изменил ее. Подчинил, сделал частью себя – чем-то вроде ржавого гидранта, покосившегося фонарного столба или старой афишной тумбы с клочками оборванных афиш. Полли Уиннифред Трикк больше не была странным, чудаковатым, но забавным и искрящимся задором пришельцем из Льотомна. Теперь она – это потертая, множество раз сломанная и неладно починенная кукла, созданная в каком-то темном, пропитанном злобой и горечью закоулке Габена.
– Это все близость Нового года… – прошептала она своему отражению в стекле. – Все мы немного не в себе…
Воспоминания ничем не лучше прожорливых тварей из Ворбурга – они сперва заманивают, цепляют на ностальгический крючок, а потом лакомятся наивным дурачком, который решил, что отыщет в прошлом какие-то ответы или увидит людей, которых давно нет. Нельзя поддаваться воспоминаниям…
Полли услышала звук шагов на этаже и извечно хмурое, слега нетрезвое ворчание. Это ее механик – он вот-вот зайдет в мансарду и сообщит, что к погружению все готово…
– Еще кофе, мэм? – раздался голос над головой, и Полли, вздрогнув, пришла в себя.
Пока что она была не в квартирке на улице Пчёл, и до вечера еще далеко – Полли сидела в кресле и глядела в бортовой иллюминатор дирижабля «Бреннелинг». Время близилось к двум часам дня…
– Прошу прощения? – спросила Полли, подняв взгляд на человека в потертой вишневой форме с блеклыми медными пуговицами.
– Желаете еще кофе, мэм? – с унылым видом повторил стюард.
– Будьте любезны.
– Кофе с корицей, два кубика сахара?
Полли кивнула, и стюард уже развернулся было, чтобы отправиться исполнять заказ, когда она его остановила:
– Мы скоро прибудем?
Стюард на миг задумался, после чего сообщил:
– Через двадцать четыре минуты, мисс.
– Благодарю.
Стюард удалился, и Полли снова осталась одна – наедине со своими мыслями. Она бросила тяжелый взгляд на лежащие в кресле напротив две небольшие коробки в праздничной обертке, перетянутые лентами: та, что поменьше (ярко-красная коробка с зелеными лентами) предназначалась для мальчика по имени Джаспер – он несомненно будет в восторге от того, что скрывается внутри; ну а коробка побольше (в черной оберточной бумаге с черными лентами) содержала подарок для дядюшки Джаспера – Полли была уверена, что подарок приведет его в не меньший восторг, хотя этот никогда не улыбающийся джентльмен несомненно не подаст виду и состроит на лице свое коронное снисходительно-разочарованное выражение.
Она во всех красках представила, как вручает им подарки, и ее руки задрожали от волнения. На деле вряд ли ей удастся передать им подарки – разве что прикинуться Человеком-в-красном и спустить их по дымоходу или подбросить под дверь, постучать и убежать. Они не хотят ее видеть: в доме № 7 в переулке Трокар ей не рады.
Почувствовав, как горечь заполняет горло, Полли отвернулась и снова уставилась в иллюминатор.
Снег был прекрасен – в Льотомне снега не бывает, и сейчас один его вид будто бы возвращал ее в детство, в ту зиму, когда они с мамой полетели на далекий север, к кузену мамы Леобарду Трикку. Дядя Лео жил в городе на дальнем севере, где всегда зима и всегда идет снег. Она на всю жизнь запомнила ту поездку: тот старый скрюченный дом на улице Трумм, крошечный ржавый дирижабль на заднем дворе, злобную лысую консьержку, но самое главное… она запомнила те сны, которые ей снились, когда она засыпала в квартире дяди Лео – о странных причудливых существах, «которые прикидывались птицами, которые прикидывались людьми», о пугающей и великолепной соседке, мадам Кларе Шпигельрабераух. Подумать только, столько лет прошло, а она до сих пор помнит ее сложное, труднопроизносимое имя…