Юсупов Ринат Мухаметович (12.11.1951—14.01.2011). Родился в с. Исянгулово Зианчуринского р-на БАССР. В 1975 г. окончил Башкирский медицинский институт. Ученый-этнолог, антрополог, этнограф. Кандидат исторических наук (1982). В 1993–2011 гг. — зав. отделом этнологии и антропологии ИИЯЛ УНЦ РАН. Р. М. Юсупов являлся основоположником школы антропологии древнего и современного населения Южного Урала, а также основателем крупнейшей в России краниологической коллекции по башкирам РБ и соседних областей (более 1 500 черепов). Организатор и участник 14 антропологических экспедиций, в т. ч. двух международных (1983, 1989). Собранный материал составил основу краниологической коллекции, охватывающей период с эпохи бронзы до современности. Исследования Р. М. Юсупова опубликованы в научных изданиях в Финляндии, Швеции, Америке, Хорватии, Италии. Вклад Р. М. Юсупова в изучение средневековой истории Урала весьма значителен — 5 монографий (среди которых «Краниология башкир», «Башкиры») и более сотни статей. На основании данных, полученных в ходе археолого-краниологических экспедиций, Р. М. Юсуповым был прослежен процесс формирования антропологического типа современных башкир в результате слияния на Южном Урале трех антропологических типов — южного (понтийского), алтайского (монгольского) и уральского.

https://ru.wikipedia.org/wiki

Азнаевский могильник замечателен еще и тем, что здесь был обнаружен уникальный с точки зрения средневековой археологии Восточной Европы жертвенно-поминальный комплекс. В отдельном погребении, наполненном углем и золой, находился скелет отрубленной левой человеческой руки, которую когда-то положили в догорающий костер, так как явных следов обугливания на костях не наблюдалось (следует заметить, что оба костяка в других могилах были с обеими руками). На первый взгляд перед нами некий языческий обряд, и это абсолютно верно, но в данном случае и в контексте монгольских завоеваний вообще высвечиваются несколько моментов, обойти стороной которые невозможно, и связаны они с непомерной жестокостью завоевателей [98] . Для того чтобы представить весь драматизм ситуации в странах, подвергнувшихся нападению монголов, и личные людские трагедии, разворачивающиеся при этом, следует привести два фрагмента, которые если и не раскроют тайну «отрубленной руки», то, по крайней мере, позволят представить страшную картину нашествия.

Перенесемся в Северный Китай, в последние годы правления династии Цзинь, в момент, когда монголо-чжурчжэньская война, вступив в завершающую фазу, достигла крайней точки ожесточения. После сражения у горы Саньфэншань [99] весной 1232 года монголы пленили нескольких цзиньских полководцев и среди них «генерала» Чен-хо-шана, того самого, что двумя годами ранее разгромил Дохолху-Чэрби. Чен-хо-шан не был схвачен сразу, а укрывался какое-то время в тайном месте, когда же военные действия, «убийства и грабеж несколько утихли», сам явился в расположение монголов, в ставку Толуя, и объявил: «я полководец царства Гинь, желаю видеться с главнокомандующим". Монгольские конные взяли его и представили Тулую, который спросил его о прозвании и имени, "я генерал Чен-хо-шан, — отвечал он, — победы в Да-чан-юань, Вэй-чжоу и Дао-хой-фу мною одержаны. Если бы я умер среди волнующихся войск, то иные могли бы подумать, что я изменил отечеству. Ныне, когда умру торжественным образом, без сомнения некоторые в Поднебесной будут знать меня". Монголы убеждали его покориться, но не могли преклонить к тому. И так отрубили ему ноги, разрезали ему рот до ушей, но он, изрыгая кровь, еще кричал: "До последнего дыхания не унижусь". Некоторые монгольские генералы, одушевляемые справедливостью, возливали кобылий кумыс и, молясь, ему говорили: "Славный воин! Если некогда ты переродишься, то удостой быть в нашей земле"» [24, с. 128–129]. Несомненно, Чен-хо-шан заслужил почестей и в памяти народной достоин оставаться символом сопротивления и мужества, в равной степени как и русские витязи Василек Константинович и Евпатий Коловрат, как и кипчакский султан Бачман, ставший героем не только Степи, но и башкирских преданий.

Вообще, Бачман, как никто из кипчакских вождей, многие из которых, подобно хану Котяну, лишь завидев за Итилем вражеское войско, бежали на чужбину, заставил завоевателей «повозиться» с ним, а время, затраченное на его нейтрализацию, по-видимому, суммарно превышает время, потребовавшееся монголам на покорение Руси [100] . О том, что сопротивление, оказанное Бачманом монголам, было весьма упорным, свидетельствуют как восточные авторы в лице Джувейни и Рашид ад-Дина, подробнейшим образом описавших заключительный акт его борьбы с завоевателями, так и китайские хронисты, разместившие в «Юань ши» сообщения о нем в биографиях Мункэ и Субэдэя. В цзюани 121 излагается, как Угэдэй, напутствуя своего полководца перед походом, говорит: "[Мы] услышали, что Бачман имеет ловкость и отвагу, Субэдэй тоже имеет ловкость и отвагу, поэтому сможет победить его". Вследствие этого дал повеление [Субэдэю] быть в авангарде и сразиться с Бачманом, а затем еще приказал [ему] командовать главной армией» [18, с. 230]. То, что Субэдэю высочайше было поручено персонально во главе передовых частей разбираться с Бачманом, говорит о значимости для монголов операции по его уничтожению. Облава, устроенная Субэдэем на непокорного султана, вынудила того метаться по всей восточноевропейской степи. В конце концов Бачман был прижат к Абескунскому (Каспийскому) морю, возможно, в низовьях Итиля, местности, именуемой ранее Дешт-и-Хазар, и отступать, кроме как скрыться на одном из прибрежных островов, ему было некуда. Субэдэй в той погоне за Бачманом имел в распоряжении тумены, которые вели Мункэ и Бучек. Именно эти царевичи и добили султана. Но вначале были «захвачены жены и дети Бачмана у Каспийского моря» [18; с. 230], затем, как излагает «Юань Ши», «Бачман узнал о приходе Субэдэя, сильно оробел и сбежал в середину моря» [18, с. 230]. Что это была за «середина моря»? Так или иначе, султан был схвачен и доставлен к Мункэ, тот «повелел ему [Бачману] бить земные поклоны. Бачман сказал так: "Я являюсь владетелем страны, и разве стал бы любыми путями искать спасения? Мое тело не имеет горба [ «Я — не верблюд»], и разве от стояния на коленях он появится?» [18, с. 181]. Затем пленный попросил, чтобы Мункэ собственноручно убил его, но тот поручил совершить это Бучеку, который разрубил «[Бачмана] на две части» [18, с. 181, 276] [101] .

Сообщение «Юань ши» дублирует отрывок жизнеописания Мункэ в «Истории…» Н. Я. Бичурина (о. Иоакинфа). Там попавший в плен Бачман после приказания Мункэ встать перед ним на колени воскликнул: «Я был обладателем государства и могу ли дорожить жизнью? Сверх того я не верблюд, для чего мне становиться на колена?..» [24, с. 201]. Дальнейшая судьба Бачмана читателю уже известна.

На фоне вышеприведенных и достаточно часто цитируемых фрагментов, касающихся последних мгновений жизни Бачмана, упоминание о нем в башкирском историческом предании «Бошман-кыпсак батыр» обойти стороной невозможно. Предание гласит: «Тамьян, Кыпсак, Катай, Телявли, Бурзян, Юрматы — дети одного отца, родные братья. Их потомки в старину жили в долинах Ика, Яика, Агидели, Чулманидели [102] , занимались коневодством. Не было счета их скоту. Косяки в тысячи голов покрывали землю. Они кочевали с одного пастбища на другое. Однажды со стороны Алтая пришла несметная ханская черная рать. Неожиданно появившаяся эта сила распространилась по бескрайним степям, опустошила земли катайцев, тамьянцев, кыпсаков, бурзян, телявлинцев, юрматинцев. Кыпсаки, катайцы и бурзяне пытались дать врагу отпор, но не смогли устоять перед его бесчисленной ратью, вынуждены были скрыться в лесах и горах. Кыпсаков было много, и они оказались более стойкими. От Кыпсака пошли Гирей-Кыпсак, Бошман-Кыпсак и еще неизвестно сколько родов, отличавшихся воинственностью. Поэтому вражеский хан решил их подкупить, перетянуть на свою сторону. Стал он одаривать кыпсакских воинов подарками. И тогда, сказывают, часть кыпсаков ушла вместе с его войском. Бошман-Кыпсак батыр не повиновался, не склонил головы перед ханом — подался на север, в горы, леса. Там он собрал войско и дал бой ханскому воинству. Говорят, он долго воевал. Однако из-за одного предателя войско его было окружено и уничтожено, а самого батыра хан приказал казнить. Перед казнью хан велел доставить Бошмана к себе. Он хотел все-таки перетянуть его на свою сторону, предложил стать военачальником. Но батыр не согласился. «Верблюд не сгибает колен, сокол не умирает, склоняя голову», — сказал он» [6, с. 167].

Конечно, рассмотрение этого отрывка в качестве полноценного исторического источника может вызвать у определенной части ученых мужей снисходительную улыбку, и в первую очередь по той причине, что Бачман никогда не жил на Южном Урале и, соответственно, не выступал в качестве защитника родовых земель башкирских племен тамьян, катай, бурзян или юрматы — полем битвы для него был Дешт-и-Кипчак. Тем не менее игнорировать легенду о кипчакском батыре было бы весьма опрометчиво, потому как на основании ее текста не составляет особого труда в очередной раз проследить за поэтапным подчинением башкир монголам. Более того, Сказителем, выступающим от имени всех башкир, весьма лаконично, лишь в нескольких фразах, раскрыта и динамика, и перманентность событий, случившихся на Южном Урале в середине 1230-х годов. Итак, фраза первая: «Кыпсаков было много, и они оказались более стойкими (в сопротивлении врагам. — В.3.)». Очевидно, что в данном случае отображен момент первоначального сопротивления башкир, когда «нагрянула с востока страшная черная рать» [6, с. 168]. Фраза вторая: «вражеский хан решил их подкупить, перетянуть на свою сторону». В данном случае ясно, что монголы с ходу, изгоном, малым числом не смогли добиться успеха, а потому послали к башкирам переговорщика, и случилось это вначале лета 1236 года. Фраза третья: «Стал он (вражеский хан. — В.З.) одаривать кыпсакских воинов подарками». Вот вам и яркий образчик имперской политики «увещевания». В числе тех, кто был особо отмечен «подарками», оказались башкирские бии, согласившиеся изъявить покорность, и среди них бий Муйтэн. Фраза четвертая: «И тогда, сказывают, часть кыпсаков ушла вместе с (ханским. — В.З.) войском». По этому поводу особо добавить нечего, так как выше уже говорилось об участии усерген в походе на запад. Однако высшей точкой повествования о Бачмане, конечно же, являются слова, сказанные им в ответ на предложение хана сдаться военачальникам монгольского войска. «Верблюд не сгибает колен, сокол не умирает, склоняя голову», — ответил гордый султан и был казнен…

Эта фраза, произнесенная Бачманом, несет в себе поразительное сходство сюжета башкирского предания с китайскими источниками «Юань ши» и «Историей первых четырех ханов из дома Чингисова». Более того, это не первый случай, когда башкирское предание перекликается с информацией, изложенной в одном из самых авторитетных источников по монгольским завоеваниям, каким, вне сомнения, является «Юань ши». Вспомним схожесть сообщений «Юань ши» и родословия племени мин, в котором прослеживается удивительная идентичность в описании гибели последнего китайского императора из чжурчжэньской династии Цзинь. Каким образом данные китайской хроники, переведенной на русский язык и изданной относительно создания шежере и исторического эпоса совсем недавно, перекочевали в сюжеты башкирских родословий и легенд, непонятно, и, по-видимому, требует более глубокого исследования. Можно лишь предполагать, что сородичи Бачмана, вероятные свидетели его гибели, остались в живых и впоследствии бежали на Южный Урал. Не исключено, что род бушман, входящий в состав кипчакской группы племен Башкирии и появившийся на ее территории в XIII веке [28, с. 179], происхождением своим напрямую связан с именем Бачмана [103] .

Касаясь проблемы башкиро-монгольского противостояния, острая фаза которого завершилась летом — осенью 1236 года, невозможно не задеть тему покорения завоевателями Волжской Булгарии, тем более что часть северо-западных башкир, находившихся с булгарами в союзнических (но отнюдь не вассальных) отношениях, еще не ощутила на себе всю мощь монгольского натиска, и натиска этого долго ждать не пришлось. Осенью 1236 года началось массовое вторжение монголов на правобережье Итиля и в пределы Волжской Булгарии. Задачей войск южного крыла, находившихся под началом Гуюка и Мункэ, было проникновение в глубь половецких степей — в сторону Дона, Прикаспия и областей Северного Кавказа. Но следует сразу же оговориться: царевичи, переправляясь через Итиль, посматривали на север, дожидаясь сообщений о разгроме булгар. И лишь получив его, зимой 1237 года устремились к намеченным целям [104] .