Беспокойное столпотворение кочевых повозок — пузатых и широких, крытых войлоком, шкурами, тканями. За ними — наспех сколоченные загоны для лошадей и овец. Всё это смердело отхожими местами, лошадиным навозом, запахом немытых, несмотря на близость реки, человеческих тел. Крики, ругань, блеяние и ржание стояли день и ночь; случайные люди слонялись по становищу и тащили всё, что плохо лежит, из-за чего часто возникали ссоры и драки.

Мерген с ванами пытался навести порядок — и за рекой выросло несколько виселиц.

Унэг обернулся.

— Можешь не стараться, Тумур, я давно тебя заметил.

— Тьфу ты! — вздохнул темник, устало поднимаясь на холм. — А я хотел напугать тебя.

— Ты шумишь, как медведь. Тебя любой лучник застрелит, даже в кромешной тьме.

Тумур подошел к Унэгу и тепло пожал ему руку.

— Где ты пропадаешь? — поинтересовался он. — Байбаковii ловишь? Себе на ужин?

— Нет, — ответил Унэг. — А что привело сюда тебя, да еще и ночью?

— Хочу поговорить с тобой, друг. Я ждал тебя весь день. Только ты один еще не сказал своего слова. Но давай присядем.

— Ну? — спросил Тумур, после того как они уселись.

— Не понимаю, что ты хочешь услышать?

— С кем ты?

— Ты знаешь ответ.

— Да… — Темник рассеяно пригладил волосы. — Вот и я тоже… не могу. Мерген мне не нравится. Не нравится, хоть убей. Но он будет ханом. Все уже заверили его в своей верности — Аюн, Пурхан, Багша, камыкский хан Байрак, посол шухенов, как его там… ну и Талгат, конечно… все, кроме Урдуса.

— Этого следовало ожидать, — сказал Унэг.

— Да, он так и не простил Мергену убийство дочери. Хотя… она и правда была падшей женщиной, но разве отцовскому сердцу прикажешь?

— Точно.

— Унэг, друг, мы умрем. Уже послезавтра, как только аксакалы поднимут этого шакала на белом одеяле и преподнесут ему меч Хуура, мы будем болтаться на виселице, рядом с теми ублюдками там, внизу. Он не даст Барху ничего, он убьет его, а вместе с ним и нас.

— Это судьба.

— Да ты что, смеешься?! — Тумур хлопнул себя по коленям. — Надо найти выход!

— Присягнем Мергену. — Унэг излучал спокойствие.

— Нет.

— Тогда пойдем завтра утром к Урдусу и все обсудим.

— Мудрые слова, друг. Так и сделаем.

Стоянка Урдуса находилась в стороне от лагеря ванов. Несколько хмурых всадников с копьями охраняли два десятка повозок, поставленных в круг.

Урдус был худым мужчиной средних лет, с пухлыми губами и вопросительным выражением на вытянутом дряблом лице, из-за чего производил впечатление глуповатого человека. Он лично разлил чай из закопченного медного котелка в пиалы и раздал гостям, рассевшимся на сплетенном из ивы коврике, — Тумуру, Берюку и Унэгу.

— Вы правильно сделали, что пришли ко мне. — Урдус говорил быстро и невнятно, так что гостям приходилось все время прислушиваться. — Не все так плохо, как кажется.

— Не вижу ничего хорошего в нашем положении, — буркнул Тумур.

Узкие двустворчатые двери открылись, и в юрту вошла молодая женщина, неся поднос с выпечкой.

— Кушайте, гости дорогие! — сказал хозяин. — Баурсаки моей младшей дочери Сонай чудо как хороши!

— Благодарю. — Тумур попробовал один. — Ближе к делу.

— Да-да! — Урдус отпил из чашки и поморщился. — Горячий… Так, во-первых, у меня десять тысяч конников, а у вас сколько?

— Сколько-сколько? — переспросил Тумур.

— Он сказал, десять тысяч, — буркнул Берюк, сверля взглядом Сонай.

Тумур фыркнул.

— Не преувеличивай, дорогой Урдус. У тебя никак не больше тысячи.

— Ладно, тысяча, — со вздохом подтвердил Урдус.

— У меня верных мне… тысячи… две, может, больше, — призадумавшись, сказал Тумур.

— Верные? Это точно? — с сомнением поинтересовался Урдус.

— Вернее не бывает, — сказал Берюк, жадно поглощая баурсаки.

— Ну вот! — Урдус довольно хлопнул в ладоши. — Уже кое-что!

— Этого мало, — отрезал Унэг.

— Соглашусь с тобой, уважаемый, — кивнул Урдус. — Но вы забыли о старейшинах. Скажите мне, что они?

— Мой отец, Миху, — отвечал Тумур, — в бешенстве. Он каждый день упрекает меня в бездействии.

— И остальные тоже не в восторге, уж поверьте мне! — воскликнул Урдус. — Этот говнюк Мерген натворил дел! Он наплевал на все обычаи! Обещал курултай в пятидесятый день после смерти Хайсы-хана, а до него осталось всего ничего! Тридцать дней прошло! Послушайте меня внимательно. Соберем сейчас же аксакалов и обсудим. Если мы все будем правильно говорить завтра вечером на Белесе, можем еще склонить чашу весов в нашу сторону!