Болоний Яр расположился на холме, один из склонов которого круто обрывался вниз, к реке. Несколько ладных изб окружал частокол. Во дворе рос старый дуб, и от земли, вверх по его шишковатой коре, полз мох. Под кроной висел большой выпуклый нарост, чем-то похожий на выпяченную губу. Хозяин называл этот нарост глазом и дереву поклонялся, как божеству.

Отряд остановился. Горыня прямо на коне клевал носом и сопел. Вместо него в ворота постучал Девятко.

— Кто вы такие? — послышался голос.

— Свои, — ответил десятник. — Мы из Волчьего Стана.

— Вашему князю мы оброк не платим и платить не будем, — донесся тот же голос.

— Мы путники, — терпеливо объяснил Девятко. — Просимся на ночлег.

— Клянетесь ли вы своими богами, что не со злом пришли?

— Конечно, клянемся. Да ты открой, и мы тебе все расскажем. Доколе нам под твоими воротами топтаться?

Ворота отворились. Два похожих друг на друга парня встретили гостей угрюмо. В глубине двора стоял пожилой, но крепкий еще мужчина — прищуренные глаза смотрели хитро и проницательно.

— Помните, что на вас падет проклятие, если вы причините вред моему дому, — сурово молвил он.

— Бог с тобой, человече, о чем ты толкуешь? — пророкотал Злоба. — Неужто мы похожи на разбойников?

Хозяин нахмурился.

— Злоба, — шепнула Искра. — Ты бы помалкивал.

Сивояр призадумался и вздохнул.

— Хорошо, — сказал он. — Я вижу, вы добрые люди. Глаз у меня наметанный, меня не обманешь. Милости прошу, заходите, место найдется всем.

Большой стол под дубом щедро уставили яствами: дичью, квашеной капустой, еще теплым хлебом, медовыми сотами, а также кувшинами с квасом, переваром, пивом и крепкими настойками. Сивояр с сыновьями — Легостаем и Ледом, — Искра со служанкой, Доброгост и десятники неспешно беседовали при свете нескольких пучков лучин. Им прислуживала пухлая розовощекая женщина. Горыня уже спал. Половина дружины расселась во дворе рядом; другая отдыхала в сарае, на сене.

— А на юге, у самого океана, — нараспев вещал Доброгост, весьма довольный тем, что его слушает так много народу, — стоит древний Вереспонь, волшебное место, дивный, чудный град…

— Да что в нем дивного? — перебил Девятко, обмакнув кусок хлеба в мед. — Огромный грязный базарный город. И называется он по-другому. Давным-давно уже его именуют Вередором. А Вереспонем он звался в незапамятную старину, когда мы, венеги, жили со всеми северянами: воиградцами, дубичами, болотниками, равногорцами и прочими — одним племенем. Звались тогда наши пращуры вересами; они-то и поставили этот город. Какой же ты книжник, ежели не знаешь, что Вередор таковым именуется вот уж тыщу лет?

— Да откуда ж вы все это знаете, милейший? — высокомерно поинтересовался писарь. — Вы даже и читать-то не умеете.

— Знаю, и все тут, — отрезал десятник. — Что мне ваша грамота? Я жизнь видел, в отличие от тебя, деревянная голова. Потому и знаю.

— Хорошо, соглашусь с вами, — через силу сказал Доброгост. — Истинно, Вередор является крупнейшим торговым местом. Это потому, что находится на древнем торговом пути, соединяющем южные страны с землями бывшей империи. А еще дальше на север есть град, именующийся Павсем; когда-то был он столицей империи. Половина града, восточная, легла на большой земле, другая же — на острове, и половинки разделяются узким перешейком…

— Говорят, на том острове живут чудища, — грохнул оглушительным раскатистым басом Злоба, вытирая вымазанные жиром ручищи об рукава. — И остров тот зовется Чумным.

— Тише ты, зверина, — толкнула его Искра. — Весь народ разбудишь…

— Не ворчи, княжна, — ответил Злоба. — Дружина привыкшая…

— Да, вы точно сказали, — согласился писарь. — Чумный остров, по-ихнему Плаг. Средоточие зла…

— Ну ты и сказочник, деревянная голова, — усмехнулся Девятко. — Насчет зла, может, и соглашусь, но с оговорками: чудищ там нет, а живут одни воры, пираты и разбойники. Есть еще чернокнижники; но они обособленны, ни с кем не общаются, хлопот соседнему сброду не доставляют. Хотя, конечно, ходит о них много слухов…

— Безмерно удивляюсь вашим познаниям, милейший, — сказал Доброгост. — Истину говорите, как есть чернокнижники. Последователи проклятого императора Карла Кровавогоi. Кости Карла там и хранятся; колдуны призывают дух его прийти, чтоб с его помощью наслать мор на все земли…

— Этим они и занимаются, поверьте, — вставил Сивояр. — Царь этот сейчас во тьме подземелья, и сам Дув ему друг.

— Ну, может, так оно и есть, — недоверчиво протянул Девятко. — Только все это, как говорится, вилами по воде писано…

Ярко светила луна. С реки доносились щебетание камышевки и кряканье диких уток, хлопавших крыльями.

— А вот у нас говорят, — спросила Искра Сивояра, — что вы ведун. Правда ли это?

— Может, и правда, — загадочно ответил он, поглаживая бороду. — Раз говорят, знать, неспроста.

— Интересно! — оживилась княжна. — Расскажите, что вы такого делаете, раз вы ведун?

— Да ничего, — немного помолчав, сказал Сивояр. — Ну, разве что… Я умею говорить с лесом. Слышать его. Вот, например, дуб, очень древний. Он тут главный и всё видит на вёрсты вокруг. Он-то и дает мне силу познавать тайны леса. Много лет я учился у него. Благодаря ему я слышу, о чем говорит зверье, о чем поет ветер, шепчутся деревья. Даже последняя животинка может обратиться ко мне за помощью.