Шрифт:
— Ты что спятил? Вздумал шутить с оружием?
— Не я... Дед... заставил меня... — пролепетал Угаанза.
Эрес смотрел на него со смешанным чувством отвращения и жалости.
— Это все он. Мыйыс-Кулак, — бормотал Угаанза... — он ведь, оказывается, не глухой, он притворялся...
Угаанза сунул руку в нагрудник и вытащил платок, в котором были завернуты деньги.
— Не нужны его деньги. Вот... возьмите...
Эрес машинально развернул пакет, засаленные купюры в пачках были перевязаны шпагатом.
— Зачем он тебе это дал?
— Не знаю. Откуда мне знать?..
Эрес уже заметил среди денег бумажку. Развернул ее, вчитываясь в корявые строчки.
«Любимец мой Угаанза! Обо мне не печалься. Я свое прожил и неплохо. Хотя и в одиночку, но вел борьбу. Отца Эреса подстрелил я. Старика Чазарадыра убил я. Комсомольца Сенди уничтожил тоже я. Большего я один не мог сделать.
Я ждал — придет мой светлый день. Да, видно, не будет его. А ты живи. Опередившему — счастье, опоздавшему — горе. Запомни это. Когда ты вернешься в Агылыг, меня уже на этом свете не будет. Мой прах найдешь в воде за Чеди-Саном и там похоронишь. Будь жестоким и беспощадным, иначе деньги, которые я тебе дал, станут пустыми бумажками. Надеюсь, встретимся на том свете. С этой проклятой властью мне не ужиться. Прощай...»
Бегло прочитав письмо, Эрес спросил:
— Он ушел на Чеди-Сан?
— Наверное, ушел.
— Дождись бригаду и поезжай с ребятами! — сказал Эрес Долаане. — Я скоро вернусь.
— Возьми коня! — робко обронил Угаанза.
— Зачем?
— Прямиком через гору — быстрее. Там есть тропа.
Эрес вскочил на коня Угаанзы. Свернув с дороги, поскакал в горы, не жалея коня. Ему казалось, что тот едва перебирает копытами. Но вот показался Чеди-Сан, Эрес спешился и отвел коня в кусты.
Раздвинув ветви, увидел, что со стороны перевала скачет всадник. За ним гонятся двое. Эрес затаил дыхание.
Это был Мыйыс-Кулак, — очевидно, уже обнаружил погоню, спрыгнул с коня и пустился бежать на гору, прямо на Эреса.
Мыйыс-Кулак взбежал на крутояр. Прижав руки к груди, он, казалось, что-то шептал, может быть, молитву.
Река текла черной лавиной, она ждала теплых дней, чтобы разлиться снеговыми водами. С Чеди-Санского крутояра было страшно смотреть на реку, бурлившую где-то там, на дне земли. Мыйыс-Кулак побежал к отвесу. Эрес покинул засаду и встал на его пути. Старик не растерялся. Лишь слегка вытянул перед собой руки, зубы его были стиснуты. Еще мгновенье — и они, схватившись, покатились бы в пропасть. Разгадав его намерение, Эрес ловко увернулся, подставил ногу, и Мыйыс-Кулак грохнулся наземь.
С минуту лежал, ноздри его раздувались, в суженных глазах кипела ненависть. Но силы были слишком неравны: Эрес не дал ему вскочить, прижал к земле.
— Советская власть с тобой не в Эрлик оране [26] 1, а на этой земле хочет рассчитаться.
Подоспели Дажысан и Кончук. Мыйыс-Кулак опустил глаза и затих, как обессилевший в капкане волк.
Когда все трое — Эрес, Дажысан и Кончук спускались с Чеди-Сана, ведя перед собой Мыйыс-Кулака, к ним присоединилась Долаана. Мыйыс-Кулака повели в поселок, а Эрес и Долаана молча сели на мотоцикл и продолжали путь в верховье Агылыга.
26
Эрлик оран — загробный мир.
Когда они проезжали ущелье, навстречу им выбежал Угаанза. Эрес остановил мотоцикл.
— Сдашь в милицию! — коротко сказал Эрес, передав Угаанзе заряженный револьвер, и включил скорость.
Обернувшись вслед удалявшейся фигуре Угаанзы, Долаана спросила:
— Зачем отдал револьвер? А вдруг он...
— Куда ему... — поморщился Эрес.
Вскоре они были на месте. Невдалеке виднелся холмик могилы Сенди.
Трактористы отдыхали, улегшись на траве. Весенний ветерок трепал их волосы.
«Они здесь, чтобы осуществить желание Сенди», — подумала Долаана. А Эрес думал, что могилу теперь будут окружать не иссохшие травы, а шумящие на степном ветру хлеба. Она будет слушать веселый гул машин и песни молодежи.
Тракторы нарушили извечный покой Агылыгской степи.
Эрес, Долаана и тетушка Тос-Танма долго смотрели вслед машинам, за которыми тянулись черные вывороченные пласты земли.
Тетушка Тос-Танма стояла на свежей борозде, расставив могучие ноги, и, упершись полуголыми руками в бока, говорила, точно молилась:
— Было бы лишь спокойно на родной земле, на нашем Агылыге! А остальное приложится.
Все трое пошли искать удобное для палатки место. Они вобьют в землю первый колышек. На безлюдном месте начнется жизнь, полная тревог, труда и надежд, больших и малых свершений.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Три года спустя о лучшей полеводческой бригаде Эреса Херела знала вся Тува. Самых высоких урожаев зерна добивалась эта бригада из года в год. Побывал в ней и я, познакомился с бригадиром. Вернувшись в редакцию, сел за очерк. Он становился все длиннее, обрастал подробностями. Сократив свое творение, отнес его редактору. Тот, урезав его наполовину, отдал в набор. Очерк напечатали, товарищи поздравляли меня, редактор хвалил за оперативность, а я чувствовал неудовлетворенность. Дела и люди бригады Херела задели меня за живое. Снова потянуло в верховье Агылыга.