— Что? Старикам чай да табак — главное, конфет да сахару немного. — И на ухо мужу добавила: — Передай сестре, чтоб она насчет мерлушек не забыла. Штук пять-шесть, белых. А шелк, что она наказывала, я пришлю еще с кем-нибудь, сейчас нет. Да скажи, чтоб племянничек не сидел сложа руки. Сколько можно свататься? Пора уж о свадьбе думать.

«Куда лезет? — подумал Докур-оол, — свои дети выросли, вздумала о чужих хлопотать». И с сомнением покачал головой.

— Не знаю, что у них из этого выйдет...

Зима близилась к концу. Солнце днем припекало на склонах, а морозы еще держались крепкие. Снег в верховьях Шивилига оставался лежать нетронутым. Кусты шиповника, таволожника, что росли вдоль оврага, утопали в сугробах по самые верхушки.

Проехав шагом овраг, подступавший к самому селу, всадники оказались в степи, покрытой белым покрывалом, ярко сверкавшим под косыми лучами солнца. От этой сверкающей белизны резало глаза, было больно смотреть. На глазах выступали слезы, ветер щипал лицо. Докур-оол привычно прищурился, спрятал колени под полы шубы и удобнее уселся в своем тувинском седле. «Хочет проехать с ветерком», — подумал Дозур-оол, выпрямляясь в широком кавалерийском седле. На нем был полушубок, выкрашенный корой лиственницы, воротник и края обшиты мерлушкой. Он тоже было хотел прикрыть колени, да не получилось. Тогда сел боком, вытянув одну ногу со стременем вперед. «Если старик рванет вперед, — не уступлю, не поеду по его следу. Дудки!» — решил про себя бригадир.

Но Докур-оол продолжал ехать шагом, по привычке погоняя коня ногами, лишь изредка вскидывая над головой плетку. Серый шел легко, мотал головой. Блестели на солнце серебряные бляшки на узде и недоуздке, позванивали кольца трензелей. На коне Дозур-оола ничего не блестело: вся сбруя была из кожи. В правой руке бригадир держал плетку. Отъехав от села, председатель придержал коня и, поравнявшись с бригадиром, спросил:

— Ну и что ты думаешь?

— О чем? — не понял вопроса Дозур-оол и вскинул на председателя зеленоватые глаза, похожие на ягоды несозревшего крыжовника.

— Весной-то и не пахнет. Где корма будем брать? — углублялся председатель.

— Корма хватит, тарга. Пока у чабанов сено есть...

— Вот именно — пока. А весна запоздает, что тогда говорить будешь?

— В прошлом году в это время, Дулуш Думенович, у нас и пучка сена не было. А теперь! Да этот снег скоро сойдет, тогда сам скот отыщет корм, — уверенно говорил бригадир.

Докур-оол больше не поддерживал разговор, о чем-то думал. Чтобы ему не мешать, Дозур-оол поехал сзади. Не любил он такую езду: холодно, к тому же устал сидеть в неловком положении, вертелся. То и дело под ним поскрипывало седло.

Однообразное белое безмолвие. Кроме этих двух всадников, все неподвижно здесь, в белой пустыне, сверкающей инеем. Санную дорогу, по которой они едут, кое-где замело. Холодно и коням, и людям. Скоро середина степи. Э-эх, если б Дозур-оол ехал один — уметелил уже, искры бы летели из-под копыт Гнедого!

Подавшись чуть вперед, хлестнул коня и, поравнявшись с председателем, крикнул:

— Поживей, что ли, поедем, тарга! — И ускакал.

Серый, не привыкший пропускать вперед других скакунов, рванул с места так, что Докур-оол едва удержался в седле, и припустил такой рысью — поставь на седло полный стакан — не расплескается. Он был похож на стрелу, выпущенную тугой тетивой. Гнедой остался давно позади. Дозур-оол даже обрадовался этому: Гнедой неказист пусть, но толк в скачках знает, он покажет себя.

Не было больше бескрайней заснеженной степи. Казалось, степь сжалась, стала меньше от конца до конца, когда они мчались наперегонки. Серый не думал подпускать Гнедого.

«Ничего, проедем этот лесок, а там опять степь до юрты первого чабана. Вот где посрамлю тебя, тарга», — думал Дозур-оол.

Словно угадав намерение бригадира, Докур-оол выехал из леска на доброй скорости. Тот только этого и ждал, взмахнул плетью, натянул повод и — Серый остался позади, как вбитый столб. Когда председатель нагнал рысью Дозур-оола, тот ехал шагом. До первой юрты оставалось рукой подать. Вспотевшие кони покрылись инеем, из ноздрей, как из кипящего чайника, валил пар.

— Хорош конь у тебя, да скоро выдыхается, — назидательно сказал бригадир. — На нем между юртами хорошо ездить.

— Все видишь, — полуиронически произнес Докур-оол.

Он не сказал, конечно, что нарочно придержал коня. Молод Дозур-оол, горяч, загнать коня мог. Но сейчас председателю вдруг обидно стало за Серого.

— Надо приучать его к длинным дистанциям, — деловито продолжал бригадир, не заметив издевки.

— Ладно, учтем, бригадир.

Залаяла собака, за ней показался и чабан.

— А я тут гадаю, что за люди. Кони их бегут, как суслики, когда в их нору льют воду. По какому срочному делу торопятся таргалары?

— Да мы ничего, — пряча улыбку, отвечал Докур-оол. — Как у вас?

— Видать, хороший год нынче, — говорил чабан. — Болезней нет, волков тоже. И объягнение началось хорошо. Вот магазин бы нам сюда, всего-то не запасешь... Зима долгая...

Председатель сделал какие-то пометки в блокноте.

— Автолавку мы сюда пришлем, — сказал он. — Сами-то как, может, врача надо, еще что?