— Отлично, — я обулась и встала прямо. — А еще КириллКирилыч узнает, что я ему соврала, и правда начнет спать у меня под дверью. Вот картина маслом-то будет, а.

«Ты обещала ему не вляпываться в неприятности этой ночью. А сейчас уже утро, так что ты свое обещание выполнила».

— Ага, надо будет только это самому КириллКирилычу доказать, — я взяла откопанный в закромах кинжальчик в прелестных ножнах, инкрустированных стеклянными бриллиантами, и выбралась из квартиры.

Этот самый кинжальчик мне подарили еще в выпускном классе, и уже лет десять он лежал на донышке обклеенной старыми наклейками коробки, как память о былых временах. И вот же, пригодился.

Вообще стоило бы наверное нарыть колышек и молоток, ибо в своей способности отковырнуть полукаменную чешую от полукаменного тела при помощи небольшого ножика я сомневалась… Но Варнава обещала помочь.

Перед дверью, разделяющей меня и улицу, я притормозила. Открыла ее осторожно и не менее осторожно выглянула. Придирчиво осмотрела улицу на предмет знакомой машины и подозрительных теней. И только убедившись, что во дворе «чисто», вышла. А то, знаете ли, КириллКирилыч хоть и уехал по какому-то срочному делу, взяв с меня обещание не шалить, но мог уже и вернуться да в засаду засесть, дабы поймать врунишку на горячем. Мало ли чего этой собаке в голову взбредет!

Но, к счастью, во дворе было только ждущее меня такси — не идти же мне пешком через половину города.

До храма по почти пустым в такое время улицам мы добрались быстро. Но я все равно нервно перепроверила время — как-никак, на месте мне нужно было быть чуть ли не по минутам.

Ночью, возможно, было бы безопаснее лазать по всяким стройкам — просто с точки зрения лишних глаз, — но ночью гаргулья была живой, опасной, и, вероятнее всего, не на месте. А улица здесь была не особо оживленной, так что возможно обойдется и в такой час… а на случай «не обойдется» на мне была кепка, а в моей голове было заклинание отвода чужих взглядов, которое я и принялась бормотать, как только такси скрылось с глаз. Это заклинание не делало меня невидимой, но защищало от случайного взгляда, чего в принципе должно было быть достаточно в нашем случае.

«Поспеши».

— Какое счастье, что я не боюсь высоты, — пробормотала я, подбираясь поближе к лесам.

Конструкция эта была, на мой непрофессиональный взгляд, странной, и не то, чтобы особо устойчивой да надежной, но ремонтники по ним как-то ходили, да еще и с инструментами, так что и подо мной не завалится.

Надеюсь.

Вдох-выдох, и я полезла наверх, выискивая подходящее место.

По простому (на словах) плану Варнавы, я должна была приехать к храму, найти место, где смогу спрятаться понадежнее, забраться туда и ждать. Место должно быть поближе к уступу, на котором обитает гаргулья, чтобы, когда она вернется и покажется первый луч солнца, успеть выскочить, отломать чешуйку и смыться. Хотя смыться — это уже не так важно по скорости, как предыдущие два действия.

О, а вот и открытое окно, надо же, под самой крышей и с нужной стороны. Я даже посмотрела на него сначала подозрительно. Везение такое, оно нередко с большим подвохом. Вон, вспомним ожерельеце антикварное, с каменьями дорогими. И последствия.

Но окошко вроде выглядело безобидно, времени у меня было не так уж много… Чтож, коли чего, ведьма обещалась меня защищать.

Оглядевшись по сторонам, я забралась через окошко внутрь.

Комната за окошком оказалась небольшой, отчего-то пустой, но вот и хорошо — в пустой комнате из-за угла напасть сложно.

Я затаилась у окошка и хмыкнула. Мать, да ты становишься параноиком со всеми этими приключениями на твою относительно адекватную голову.

Но не успела я заскучать, как сверху послышались странные, глухие хлопки.

«Это звук гаргульих крыльев, — постановила Варнава. — Засекай время».

Я покладисто уставилась на наручные часы, отсчитывая секунды. Надо мной шелестело и шуршало, гаргулья явно устраивалась поудобнее на дневание, и…

Сейчас!

Я не позволила себе засомневаться, затормозить, задуматься. Рванула с места в карьер, выскакивая обратно на леса, и поспешила вверх, туда, где в первых лучах солнца плоть обращалась в камень.

И замерла буквально в шаге от громадной, отнюдь не каменной и совершенно не замершей морды.

Далекий восток был светлым, с почти белым ободом неба у горизонта, но никаких солнечных лучей не было. Вообще.

Мы с гаргульей уставились друг на друга. Я — не совсем понимая, что теперь делать, она — явно не улавливая, что вообще происходит. А потом что-то такое, наверное, у нее в голове щелкнуло, и она без предысторий попыталась откусить мне голову. И я даже не засомневалась, что у нее получится — там такая пасть, мама не горюй! Наверное, именно по этой причине я и затормозила вместо того, чтобы шарахнуться в сторону да от клыков подальше (тут еще, конечно, желательно было бы шарахнуться не щучкой вниз с такой высоты).

И вот тут случилось странное колдунство — так я решила в ту долю секунды, когда мозг успел осознать движение, но не успел понять, что происходит. Я, честно говоря, в этот миг подумала, что это Варнава что-то сколдовала, и даже успела удивиться, а как это она исхитрилась в обход меня…

А потом очутилась прижатой к стене за углом какого-то дома, и на меня пырились два сверкающих алым глаза.

— Ты совсем с дубу рухнула, что ли? — мрачно поинтересовался Мечеслав.

И в этот самый момент я поняла, насколько была права в некоторых своих, в принципе полушуточных выводах — Варнава внутри меня буквально вспыхнула, но не гневом и ненавистью, вовсе нет. Она вспыхнула страхом, первобытным, истинным страхом — страхом за его жизнь.