— Все очень просто. Вы человек рассеянный и, наверное, бросили в ящик другое письмо, — сочувственно сказал Степанов.

— Нет, это было то самое письмо. Ошибки здесь быть не могло. Я перебрал каждый свой шаг и движение в этот день и накануне. Думал: может быть, я раньше написал еще одно такое же письмо, и ничего не вспомнил. Какая-то нелепая загадка. Мистика. Зато вспомнил, как пятнадцать лет назад занял у нашей машинистки пятьдесят копеек и забыл отдать. И мне стало стыдно. Согласитесь, что через пятнадцать лет отдавать пятьдесят копеек не очень удобно.

— А вы подарите ей шоколадку! — посоветовал Грачов. — И расквитаетесь.

— Я так и сделал. Подарил торт. Нет ничего страшней мук совести.

— Нет, вы не правы, — сказал Степанов. — Нет ничего страшней мук любви…

— А что такое любовь? Вы знаете? — насмешливо спросил Грачов. — Если знаете — объясните, если нет — назовите человека, который может точно сказать, что это такое. Только не отсылайте меня к книгам. Все, что я читал до сих пор в книгах, — это лишь красивые сравнения. Любовь — ярче солнца. Любовь — могучий ураган и тому подобное. Одни называют любовь слепой вспышкой страсти, которая, делает человека рабом инстинкта и толкает на всякие безумства и сумасбродства, другие считают ее высшим взлетом человеческого духа, тончайшим, истинно человеческим переживанием или, наконец, грубым, все ломающим на пути, чисто физиологическим порывом, то есть страстью. Но в любом случае все признают, что любовь неуправляема, что, захватив в свои путы, она делает человека, даже самого сильного, своим пленником, ломает его, как хочет.

— Напрасно, мой дорогой, вы считаете любовь таким уж могущественным чувством, — возмущенно заявил Никитин. — Волевой человек может справиться с ним так же, как с пристрастием к куреву или выпивке.

— В том-то и дело, что это пристрастие, как вы его назвали, значительно ослабляет волю даже самого волевого человека, — мягко возразил Степанов.

— Примеров осознания необходимости победы духа над приверженностью, чувством или страстью сколько угодно, — запальчиво заявил Никитин.

— А во что она обходится победителю, эта победа? Сломанная жизнь? Это не победа — это жертва, это потеря ценой огромного усилия, это сломленный, погубленный, растоптанный самим собой бесценный дар жизни. А во имя чего?

— Во имя еще более высоких идеалов и принципов.

— Возможно. Но был ли счастлив хоть один человек после такой победы? А если нет — зачем и кому она нужна? Отрицая любовь, отрицают самое себя. Нет, никогда не надо противоборствовать настоящей любви. Любовь — это болезнь сердца, и эта болезнь пока еще неизлечима…

— Если любовь мешает, — продолжал Никитин, он нахмурился, темные глаза его загорелись упрямым огнем, — это уже не любовь, а зло, несчастье… А всякое несчастье и зло надо устранять. Кроме того, любовь не может быть высшим или единственным смыслом жизни. Человеку дано больше.

— Бывают обстоятельства… — начал было Степанов.

Кузьмин и Грачов не вмешивались, с интересом прислушивались к спору.

— Не бывает никаких обстоятельств, — отрезал Никитин.

— Бывают обстоятельства, — упрямо продолжал Степанов, — когда человек не в силах победить любовь, когда она сильнее всего на свете — воли, разума, принципов, морали, долга.

— Ах да, любовь зла — полюбишь и козла, — хмыкнул Никитин.

— Не будем спорить на абстрактную тему, — терпеливо сказал Степанов. — Лучше я расскажу об одном случае.

Когда тебе двадцать пять, то кажется, что впереди у тебя необозримо много. А когда тебе пятьдесят, ты понимаешь, как обозримо мало осталось тебе от жизни. Сигналы идут и изнутри и извне. Начинаешь болеть, на тебя уже не смотрят молодые женщины. Один мой приятель именно в таком уже не очень интересном возрасте в отпуске познакомился с молодой женщиной, отдыхавшей в том же доме отдыха. Стройная, с рыжеватыми вьющимися волосами, с веселой белозубой улыбкой, легким характером. Кокетство, танцы, прогулки. Откровенные разговоры. Объятия, поцелуи. И, наконец, близость. И сумасшедшая любовь. До тоскливой боли сердца. До готовности на любые безумства.

Ну, она действительно была прелестна, светясь тем особенным внутренним светом, какой исходит от людей чистых и доброжелательных, общительных, простых и вместе с тем мудрых. Он быстро сообразил — для этого не надо особых усилий, — какой редкий дар попал к нему в руки. И с каждым днем, приближавшим разлуку, эта юная женщина становилась все ближе и дороже и одновременно уходила все дальше и дальше. У нее ребенок, у него двое. У нее хорошая, крепкая семья, любящий муж. И у него тоже. Позвольте спросить: как быть? Не отвечайте. Я знаю, что вы скажете. Они к собственному счастью и несчастью, жили в одном городе. Разумеется, продолжали встречаться. Чуть ли не ежедневно. Хотя бы ради двух-трех слов и мимолетного поцелуя.

Однажды он полушутя предложил: «Давай расстанемся». Она ответила: «А зачем мне жизнь, если не будет тебя». И ни у одного не хватило сил предпринять что-то. Наконец все зашло в такой тупик, что требовался хоть какой-то, но выход, который принес бы всем облегчение. Последним, как всегда, об их связи узнал ее муж и пожаловался в его партийную организацию. Наивный человек, удержать любовь так же невозможно, как удержать уходящую жизнь. Можно лишь на какое-то время отсрочить ее уход. Сколько их обоих мучили — уговаривали, запугивали…