Люсины лестницы всегда самые чистые в домохозяйстве. Шандерович на каждом собрании ставит ее в пример.

— Вот Барышева, — говорит он, — вот она успевает и по пищевым, и по пыли…

Люся не любит, когда ее хвалят при всех. Известно: когда хвалят при всех, все злятся. Ишь опять эта Барышева выпендрилась!

— Не люблю, когда хвалят, — говорит Люся, вернувшись домой после собрания.

— Как это может быть? — удивляется Вадим Петрович. Он как раз стоит на кухне, заваривает чай. Когда он дома, то по нескольку раз пьет чай, крепкий, как деготь. — Это ненормально, Люся. Человек должен радоваться, когда его хвалят.

— Чего ж тут радоваться? — пожимает плечами Люся. — Шандерович хвалит, а Нинка ехидничает: «Никак ты ему опять коньяк выставила, уж больно он тобой доволен».

Нинке девятнадцать лет. Она приехала в Ленинград из Перми поступать в торговый институт, а когда не поступила, домой, в Пермь, не вернулась, осталась здесь.

Нинка, как кажется Люсе, ненавидит весь мир. Когда она собирает на своих лестницах пищевые, то нарочно так гремит бачками, что жильцы в квартирах просыпаются и уже не раз жаловались Шандеровичу.

Жаловалась на Нинку и Люся. То есть не жаловалась, а просила перевести Нинку в другой двор. Она и живет-то в другом дворе, а работает вместе с Люсей. И сколько бы Люся ни вылизывала свою половину, вида все равно двор не имеет — из-за Нинки.

— Отдайте вы лучше мне весь двор, — несколько раз просила Люся.

— По норме не положено, — отвечал Шандерович.

К восьми часам утра Люся справляется с последней лестницей и бежит к дочке. Лена уже проснулась, но не плачет, ждет, лежит смирно в окружении двух любимых кукол.

В это время уже и Тамара на кухне в своем розовом халатике.

— Доброе утро! — весело говорит Люся.

— До чего спать охота, ужас! — отвечает Тамара. — Чертова эта контора, даже опоздать в нее нельзя.

Конторой Тамара называет свой НИИ. Чем она там занимается, Люся так и не поняла. Впечатление такое, что она там все время вяжет.

— Смотри, что я связала, девчонки новый узор принесли, — то и дело говорит она Люсе.

Пока Тамара плещется в ванной и потом красится, Вадим Петрович варит ей кофе.

— Тамара, — кричит он, — опоздаешь!

Она выскакивает в кухню уже совсем одетая, даже в шапке, тут же, стоя у плиты, выпивает кофе и чего-то там клюет — не то печенье, не то сухарик (сколько человек работает, думает Люся, столько он и ест) — и бежит к двери, на ходу застегивая шубу.

Вадим Петрович вскоре тоже уходит, и в квартире воцаряется тишина. Люся перемывает посуду (заодно со своей и соседскую), намотав тряпку на швабру, вытирает линолеум в кухне и, покормив Лену, собирает ее, чтобы идти в конторку к технику. Сбор у техника в девять часов.

В конторке всегда шумно, говорят все сразу, и впечатление такое, будто ругаются. Люся садится поближе к окну, чтобы видеть Лену, она возит по двору маленькие санки, в которых лежит плюшевый слон.

«Неужели война будет? — думает Люся. — И квартиру не успеем получить…»

— Барышева! Ты что, оглохла? — спрашивает Мария Геннадьевна. — Снег идем убирать в бесхозный двор, забирай свою Ленку!

Бесхозный двор — это двор, в котором нет постоянного дворника или дворник заболел. Тогда техник назначает коллективный наряд.

— Ну и работка! — ворчит Нинка. — Сначала у себя наломаешься, потом еще иди в бесхозный.

— Да уж ты бы помолчала! — говорит Нинке Мария Геннадьевна. — Уж как ты ломаешься, так впору и твой двор объявлять бесхозным.

Люся краснеет. Ведь Нинкин двор — это и ее двор. Стыдоба с этой Нинкой, никакой работы из-за нее не видно.

— Вадим Петрович! Как вы считаете, будет война? — спрашивает Люся у своего соседа, когда тот выходит вечером на кухню заваривать чай. Слава вот-вот вернется с вечерней смены, и у Люси на плите все шкворчит и дымится.

— Кто ж это знает наверняка, Люся? — серьезно отвечает Вадим Петрович. — Одно могу вам сказать с уверенностью: если они начнут, нам есть чем ответить.

Ночью Люся просыпается, сама не зная отчего. «Может, Лена меня позвала?» — прислушивается она к мерному дыханию дочери. Слава спит, уткнувшись в подушку, все тихо, а ей уже не уснуть.

«Наверное, он чем-нибудь секретным занимается, — думает она о Вадиме Петровиче. — Недаром Тамарка, когда я ее спросила, куда это он в командировки уезжает, ничего мне не объяснила, сказала только, что на испытания…»