Панкрат зашел к кладбищенскому сторожу, у которого со вчерашнего дня ютилась его семья. Разбудил Андрея, Авдотью, потом у свежей могилки внука нашел Серафиму и Павлика, и все направились в город.

Шли через поле, по колено утопая в снегу. Миновали бойню, берег Кутума. Рыбаки сидели у лунок и удили рыбу. Мальчишки с палками в руках бегали на коньках, гоняя по льду тяжелый, обледенелый тряпичный мяч.

Вскоре показались покосившиеся пугала на огородах, занесенные снегом приземистые дома, потом в сугробах - пустынные центральные улицы.

На углу патрулировала женщина в кожанке, опоясанной патронташем, в скрипучих сапогах, с винтовкой за плечом. Панкрат подошел к ней, показал ордер:

– Покажи, милая, который здесь дом генерала Бахвалова?

– А вот тот, - указала женщина.
– Новоселы? Приду завтра чайком погреться.
– Она подошла к парадной двери, сильно нажала на звонок и, чему-то улыбаясь, ушла.

За дверью с темными стеклами долго переговаривались, звенели ключами и наконец открыли ее. Перед Панкратом стояли Семен Гаврилович Бахвалов и его супруга. Переминаясь с ноги на ногу, Панкрат вручил генералу ордер. Тот долго смотрел на листок бумаги с печатями, ничего не понимая, а когда разобрался, побагровел и надолго потерял дар речи. Потом, несколько успокоившись, он принялся внимательно рассматривать семью Панкрата. Оглядывая каждого, он брезгливо топорщил толстые губы и усмехался. Затем отступил от двери и, махнув рукой, сказал:

– Входите, все равно все пошло прахом!

Поднялись наверх.

Долго соображал Бахвалов, какую же комнату дать Панкрату. Наконец, он решительно открыл двери зала, подумав при этом: "Пусть померзнут - стекла здесь побиты, а печь большая. Где им набраться дров для этакой махины?"

– Вам, наверное, и невдомек, что это за комната?
– спросил Бахвалов.
– Это танцевальный зал. Видите, как блестит паркет?

Панкрат вошел первым, за ним - Андрей.

– Да не ходите же вы грязными сапогами!
– задрожав от гнева, крикнул Бахвалов.

Панкрат обернулся к генералу, подмигнул, сказал спокойно:

– Оттанцевались, ваше превосходительство.

Андрей пригрозил генералу кизиловым костылем:

– Это при старом режиме кричали. Покричи у меня!
– и ударил костылем об пол. Удар был настолько сильным, что ажурная люстра тонко зазвенела хрустальными нитями.

Разгневанный и бессильный что-нибудь сделать, Бахвалов ушел, хлопнув дверью.

Оставшись одни, новоселы, задрав головы, с любопытством рассматривали сверкающую люстру и потолок, разрисованный причудливыми картинами.

Потолок изображал небо. Облака надвигались от четырех стен. В голубом просвете летали розовые ангелы с ветками в руках.

Серафима настояла на том, чтобы переночевать в кухне, а утром раздобыть дров, натопить печь и тогда перебраться в зал.

Андрей сидел в кресле посреди пустого, холодного и гулкого зала и кричал:

– Трусы! Побоялись генерала! Мне - плевать на него! Вот возьму и разложу здесь костер.

С ним не спорили и не возражали: хворый человек, что с него требовать?

Пока Серафима и Панкрат искали дрова для плиты, Павлик с бабушкой ушли за хлебом. У пекарни стояла большая очередь, но хлеба не было, и никто не знал, когда его привезут. Долго стояла Авдотья с внуком, не зная, что предпринять. Но вот впереди промелькнул старьевщик. Авдотья схватила Павлика за руку и пошла следом за ним.

С торбой за плечами старьевщик слонялся по улице, приставая к каждому встречному со словами: "Покупаем-продаем. Есть тентели-ментели, жмых, чилим, рыба..."

В пустынной подворотне Авдотья скинула с себя шелковую блузу, подарок Андрея, и протянула старику. За блузу старьевщик дал кусок жмыха, кусок соленого сазана и горсть чилима.

Повеселевшими вернулись Авдотья с Павликом на свою новую квартиру. Вслед за ними пришли Панкрат с Серафимой. Они принесли по охапке щепок и дров, растопили плиту, поставили на нее ведро с водой и сели у раскрытой дверцы, тесно прижавшись друг к другу, протянув руки к огню. Немного обогревшись, стали пить чай. Каждый налил себе в кружку кипятку. А в ведро накрошили жмых, бросили туда кусок соленого сазана. От запаха рыбы кружилась голова. Не двигаясь, все сидели возле плиты, согретые ее теплом.

Одному только Панкрату не сиделось на месте. С огарком свечи в руке он бродил по пустынной квартире, приглядываясь к большим и тяжелым сундукам. "Как бы это из них наладить кровати, хотя бы для Андрея и Павлика?" - размышлял Панкрат. Вот он схватил за ремень сундук в сургучных печатях, разноцветных наклейках, с непонятными, нерусскими надписями и потащил в кухню.

– Заморский, - сказала Серафима.

– Нет ли там белья? Рубашоночки какой?
– спросила Авдотья.
– В баньку бы хорошо сходить, попариться.