Шрифт:
Я не давала им быть счастливыми — являлась обузой для родителей и красной тряпкой для лучшего друга, для человека, который долгое время меня любил, а я не отвечала ему взаимностью. Держала рядом с собой, потому что мне так было комфортно.
Эгоистка. Эгоистка, которая виновата во всех собственных бедах сама.
— Простите. — Я резко поднялась на ноги, не обращая внимания на то, что мир вокруг пошатнулся. Странно, что только пошатнулся. Кажется, сейчас он должен уже рушиться вовсю. — Рада за вас. Правда. — Это мой голос? Слышу его как будто издалека. — Ром, созвонимся.
Не смотря на друга и его девушку, положила на стол несколько купюр, а затем развернулась и зашагала в сторону выхода. Я была уверена в том, что Рома что-то кричал вслед, кажется, просил остановиться, вернуться. Конечно, я не послушала его, наоборот, ускорилась, на улице и вовсе перейдя на бег.
Я запрыгнула в ближайшую машину такси, которых, к счастью, перед баром имелось достаточное количество, и спешно назвала адрес. Все это время я не смотрела по сторонам. Подняла взгляд на вход в бар лишь тогда, когда автомобиль тронулся.
Рома стоял на улице и растерянно оглядывался, искал, но не находил.
И хорошо, что не находил. Для него так действительно лучше.
Глава 4. Вероника
Квартира встретила привычной тишиной и темнотой. Правильно говорила мама — нужно было хоть кошку завести. Она бы меня ждала, наверное.
Возможно, любила бы.
Нужно было послушаться…
Мама… От мысли о родителях вновь стало не по себе. Ощущение того, что именно я разрушила их брак, их счастье, не покидало. Как бы сложилась их жизнь, не появись в ней я?
Наверное, счастливо.
Я отлично понимала, что родители любили меня и никогда, ни при каких обстоятельствах не обвинили бы свою единственную дочь в собственных проблемах, вот только я слышала их разговор. Разговор, который совершенно точно не предназначался для моих ушей. Разговор, о котором, как мама и папа полагали, я никогда не узнаю.
Но я узнала. Услышала.
Теперь я уже не могла смотреть на свою жизнь так, как смотрела на нее еще с утра. Словно кто-то стянул с меня розовые очки. Резко, без предупреждения. Все изменилось, деформировалось, обрушилось на глазах.
Лучше бы я завела кошку.
Раньше.
Теперь уже ничего не имеет значения.
Я привычным движением включила свет в коридоре и оперлась о стену. Посмотрела на знакомые обои, обвела взглядом небольшое количество мебели и постаралась сфокусироваться на свете лампы.
Он оказался настолько ярким, что буквально через пару секунд пришлось зажмуриться. Глаза защипало. Как бы хотелось верить в то, что причина этому — всего лишь никчемная лампа.
Что дальше-то делать? Как быть?
Я всегда наивно полагала, что нет нерешаемых проблем. Всегда думала, что есть выход, какие-то варианты…
Да какие варианты? Какие решения?
Ничего больше нет. Ни работы, ни семьи, ни друга. Для меня в их жизни больше нет места.
И сил тоже больше нет. Наверное, именно поэтому я просто сползла по стенке и села прямо на пол. Кажется, это становится традицией. Даже рассмеяться захотелось, не сомневаюсь, что вышло бы истерично.
Вновь открыв глаза, уже в следующую секунду их закрыла. Нет, свет сегодня совершенно точно не моя тема. Дотянувшись рукой до выключателя, щелкнула им и опять подняла веки. Да, так гораздо лучше.
Лучше… От этого слова я все-таки рассмеялась, сдалась. Я и лучше… Нет, мы однозначно не синонимы. Нас с этим словом, словно разные полюса магнитов, отталкивало друг от друга.
Магниты. Смешно и плакать хочется.
Я не знаю, в какой момент мой смех превратился в слезы. Не знаю, сколько времени я провела так, обхватив руками колени, смотря в темноту и не видя перед собой ничего. В любых смыслах этого слова.
Когда я поднялась на ноги, то их толком и не чувствовала. Странно, что они вообще держали. Не знаю, как добралась до комнаты.
Грудь словно сдавливало тисками. Свет в спальне не включала — это было лишним. Чувствовала себя раздавленно, опустошенно. Каждый шаг давался с огромным трудом. Казалось, что вот-вот упаду и больше никогда не смогу встать. Одна. В этом мире я никому не нужна. Даже сомнений в этом никаких не осталось.
Мысли бились загнанными птицами, причиняли неимоверную боль оттого, что я не знала ни одного ответа на вопросы. Почему именно я? Где я успела так провиниться? За что?!
До постели добрела, будто в тумане. Кое-как скинула любимые туфли на пол, а потом и вовсе от души пнула их, даже не желая знать, куда они прилетят и какой ущерб им причинят мои действия. К черту туфли. Какая это мелочь по сравнению с тем, что творится внутри, в душе.